Обмирщение

From Два града

обмирщение Христианства, слияние Церкви и мира, приспособление Церкви к миру, секуляризация, имманентизация сакрального - результат гностической революции и произведенной ей ре-дивинизации. Процесс создания светских религий. Обмирщение Церкви как псевдомистическая цель вытекает из трехчастного мифа о единой природе, ее распаде и восстановлении.

этимология

«Изучая обозначения „священного“, мы обнаруживаем необычайную лингвистическую ситуацию — отсутствие особого термина в общеиндоевропейском языке и одновременно двойное обозначение во многих отдельных языках (иранских, латыни, греческом). Исследование, в ходе которого определяются коннотации этих исторически засвидетельствованных терминов, направлено на уточнение структуры понятия, выражение которого требует не одного, а двух знаков. Изучение всех засвидетельствованных пар… заставляет предполагать в предыстории языка одно понятие в двух видах: положительном — „освященное присутствием божества“ — и отрицательном — „то, соприкосновение с чем для человека запретно“»[1].

определение

Обмирщение священного происходит одновременно с сакрализацией мирского (ре-дивинизацией). Таким образом с обоих сторон разрушается граница между священным и профанным, таинственным и не таинственным.

Эти два встречных процесса можно видеть, например, в том, что светские и церковные хоры исполняют церковную музыку вне храма, в то время как в храма исполняют светскую музыку. Обмирщение в итоге - это пародия на Церковь и в той же мере превращение Церкви в пародию.

Богословский модернизм рассматривает различие между Церковью и миром не как благодатное, а как онтологическое, и таким же образом представляет себе их слияние: Церковь отлична от мира по существу, и она же часть мира тоже по существу.

Церковь должна слиться с миром во имя высшего блага, которое выше нее самой. Такое соединение Церкви и мира в одном сверхцелом равнозначно упразднению религии и всех священнодействий в собственном смысле слова.

Обмирщение вытекает из мифа о единой природе:

«Религия... есть связь человека и мира с безусловным началом и средоточием всего существующего. Очевидно, что если признавать действительность такого безусловного начала, то им должны определяться все интересы, все содержание человеческой жизни и сознания, от него должно зависеть и к нему относиться все существенное в том, что человек делает, познает и производит»[2].

Например, Николай Бердяев понимает, что проблема не в оправдании мира. Модернизм и вообще религия самоспасения не признают того мира, который существует, и они оправдывают не того человека, который существует, а нового человека и оправдывают свое революционное изменение мира:

«Неполнота христианского новозаветного откровения совсем не в том, что христианство не оправдывает „мира“, а в том, что оно не оправдывает творчества или, вернее, не есть еще откровение творчества»[3].

устранение границы между священным и профанным

Гностики, которых о. Александр Шмеман считает идеальными христианами, не делят свою жизнь «на „профанную“, „будничную“ и „священную“, „праздничную“. Старое – все прошло, теперь – все новое. Но потому и их „календарь“ не может быть выражением ритма „профанного“ и „священного“ (dies fasti и nefasti). Он выражает антиномическое сопряжение Церкви и мира, в котором „мир сей“ и его время, не освящаясь как таковые, но как бы умирая – претворяются в „новую тварь“, становятся новым временем, оживают в новой жизни»[4].

история

Первым мощным действием по секуляризации священного стала Реформация.

В XX веке поворот к обмирщению Церкви происходит во всех православных юрисдикциях и по всем направлениям: в области вероучительной, богослужебной и в области нравственности. Более того, обмирщение Православия проходит на фоне общего падения веры и благочестия в церковном народе, то есть уничтожения страха Божия как нормы жизни христианина и утверждения в качестве нормы адогматической «веры» и аморальной «любви».

Восьмой Вселенский Собор

Самая главная составляющая программы Восьмого Вселенского Собора — это коренной пересмотр отношения Церкви к миру:

«Православная Церковь не стоит в стороне от жизни мира.

Православный христианин сознает свои обязанности в служении человечеству в духе любви, мира и справедливости. Одну из задач своего свидетельства Православие видит в устранении вражды и ненависти, исходя из евангельского учения о мире.

В настоящее время одной из форм свидетельства Православия является диалог и сотрудничество с окружающим миром»[5]:232.

Это сотрудничество оборачивается полной капитуляцией перед миром, поскольку Церкви предлагается посвятить себя снисканию мирских «даров любви», то есть «свободы, равенства и братства»:

«Эти дары суть: прочный и справедливый мир, искреннее глубоко осознанное братство, разумная и исполненная высокой нравственной ответственности свобода и, наконец, сама божественная любовь, как совокупность совершенства (Кол. 3:14), постепенно проникающая собой все человеческие взаимоотношения... Православный человек, как и каждый христианин, живя в определенной стране и в определенном обществе, должен... всячески должен искать мира (1 Петр. 3:11) и не ограничиваться собственными личными усилиями, но объединять их с усилиями других людей доброй воли, направленными ко благу всей человеческой семьи»[5]:216-217.

Комиссия под руководством митр. Никодима указывает:

Многие достойные представители современного человечества ищут пути к таким общественным преобразованиям, которые обеспечили бы всем, без исключения, людям лучшие условия жизни, свободные от страданий, связанных с голодом, нищетой, невежеством. Они добиваются установления таких справедливых и исполненных взаимного уважения отношений между людьми, которые исключали бы любые унизительные разграничения по признаку расовой или национальной принадлежности или по причине различия политических убеждений или религиозных взглядов. Народы решительно отвергают все попытки сохранить или видоизменить осужденные историей методы безжалостного колониального угнетения и господства и законно требуют предоставления им возможности самостоятельно решать свою судьбу и избирать себе тот или иной путь развития. Православный Предсобор приветствует эти стремления, как соответствующие духу учения Христова, ибо Господь, как Царь правды (Евр. 7:2-3), ненавидит насилие и неправду (Пс. 10:5), осуждает бессердечное отношение к ближнему (Мф. 25:41-46; Иак. 2:15-16), и в царстве Его, начинающем являть себя еще в земных условиях, нет места ни национальной розни, ни расовой дискриминации или рабству (Кол. 3:11), ни какой-либо вражде и нетерпимости (Ис. 11:6; Рим. 12:10).

Человечество стремится к тому, чтобы вражда и недоверие, отравляющие международную атмосферу, уступили место дружбе и взаимопониманию, чтобы гонка вооружений сменилась постепенным, а затем всеобщим и полным разоружением, чтобы война, как средство разрешения международных споров, навсегда была устранена из жизни общества. Православный Предсобор всецело поддерживает это стремление к миру, признавая его делом богоугодным и достойным полного одобрения с христианской точки зрения, ибо Бог наш не есть Бог неустройства, но мира (1 Кор. 14:33), а человек, согласно богооткровенному учению, есть любимое дитя Божие (Ис. 49:15; Мф. 7:9-11), призванное жить в мире и «в мире сеять семена правды» (Иак. 3:18), созидать, хранить и распространять мир и любовь.

Православный Предсобор призывает все Поместные Православные церкви к неустанному сотрудничеству в святом деле осуществления христианских идей мира, свободы, братства и любви между народами[5]:217-218.

Соответственно этому идеалу светского активизма «религиозное познание не должно быть отвлеченным, но должно осуществляться в жизни»[5]:236. Зато светская «наука — путеводитель к истинному знанию — Христову учению; история Церкви подтверждает это. Все науки, правильно воспринятые, ведут человека к той же цели, к какой ведет его и христианское познание»[5]:182.

Церковь властью Вселенского Собора должна вписаться в глобалистскую программу мироулучшения. Церкви предлагается заниматься:

«решением социальных проблем, возникающих в человеческом обществе, имеет своей конечной целью:
— облегчение физических и нравственных страданий людей;
— утверждение равного достоинства всех людей;
— обеспечение мира, безопасности, свободы и гармонического развития каждой человеческой личности и общества»[5]:237.

В духе хилиазма активное участие членов Церкви в решении социальных проблем объявляется «нравственным долгом и служит к созиданию любви и братства — начатков Царства Божия, открывающегося еще в земных условиях»[5]:237.

Церкви предписывается особая псевдодуховная миссия в развивающихся странах:

Православная Церковь, признавая, что все люди — братья, имеющие одного Отца Небесного, благословляет стремление всех народов к свободе и независимости. С большой тревогой взирает она на то положение, в котором находятся многие народы Азии, Африки, Латинской Америки и других районов быстрых социальных изменений, переживающие тяжелые последствия в экономике и социальной жизни, явившиеся результатом длительного владычества в этих районах колониальных держав.

Православная Церковь считает, что задачей и долгом совести всех людей и христиан в том числе является оказание всемерной поддержки развивающимся странам в их усилиях по обеспечению своей национальной независимости и созданию надлежащих условий для достижения материального благополучия и духовного развития их народов[5]:238.

Церковь и массовое общество

Обмирщение Церкви затрагивает прежде всего отношения Церкви с государством.

Христианское государство перестает восприниматься как союзное Церкви, оно сковывает реформу Церкви и тем самым ограничивает ее свободу:

«Когда ещё в истории России государство давало такую свободу и самоопределение Церкви? Скажем честно: никогда. Даже в лучшие годы власти православного царя Церковь не была так свободна»[6].

Вместо нравственного и вероисповедного союза с монархом-христианином Церковь в идеале должна стать одним из равноправных партнеров в хаотической игре интересов в массовом обществе:

Церковь считает неправомерным отождествление светскости с такой формой секулярной идеологии, при которой антицерковность и антирелигиозность становятся ее неотъемлемой частью. Светский характер государства, с точки зрения Церкви, не является препятствием к общественному служению Церкви в сфере образования, просвещения и науки, к взаимодействию Церкви с образовательными и научными институциями, не имеющими церковного подчинения[7].

— Образовательная концепция Русской Православной Церкви

служение страждущему человечеству

Перед Церковь ставятся несвойственные ей цели, отличные от поставленных перед ней ее Основателем.

В Проектах (1968) документов Восьмого Вселенского Собора Православная Церковь призывается к участию в решении социальных проблем, возникающих в человеческом обществе с конечной целью «облегчения физических и нравственных страданий людей»[5]:237.

Патриарх Пимен говорит о призвании Церквей «служить на благо страждущих людей»[8].

посюсторонний апокалипсис

Обмирщение позволяет человеку, утратившему веру, преодолеть неустранимый разрыв между недостатком желаемого и исполнением.

Проявление посюстороннего апокалипсиса в жизни лжехристианина, имманентизировавшего потустороннее.

Лжехристианин делает свой выбор в пользу приспособления Церкви к миру, принципиального «соображения с миром сим»[9]. В этом он видит разрешение противоречия между Церковью и миром, между Градом Божиим и градом земным. Классическим примером обмирщения является хилиазм – надежда, что напряжение между верой и исполнением исчезнет уже в этой жизни.

Обмирщение Церкви жизненно необходимо для лжехристианина, поскольку устраняет главный вопрос человеческого существования и, во вторую очередь, «наполняет смыслом» течение его обыденной жизни.

Секуляризация служит преодолению напряжения между Церковью и миром. Такое обмирщение Церкви воспринимается в религии самоспасения как религиозный долг, как откровение всей истины о Церкви, мире и человеке. Клаус Вондунг определял секуляризацию как развертывание во времени экзистенциального напряжения между недостатком и исполнением [10]. За счет этого концепция обмирщения Церкви служит полной и совершенной заменой Христианской религии.

профанация

Обмирщение Церкви, то есть ее осквернение, становится необходимым долгом модерниста и средством спасения мира. Такая профанация выражается в протесте против трансцендентности Бога, спиритуализма, пиетизма, дуализма и т. п.

«секуляризм» о. Александра Шмемана

«Секуляризмом» о. Александр Шмеман считает разделение между мирским и священным, земным и церковным. Поскольку такой «секуляризм» встречается всюду в Священном Писании и у Святых Отцов, то о. Александр Шмеман объявляет «секуляризм» внутренней проблемой Церкви, ее грехом.

О. Александр Шмеман дает свое собственное определение «секуляризма»: это когда «мирская сфера жизни мыслится как автономная, руководимая своими собственными ценностями и принципами, отличными от религиозных» [11]. Против такого «секуляризма» он борется, попутно сокрушая и христианскую веру: «Литургический пиетизм, вскормленный сентиментальными и псевдосимволическими объяснениями чинопоследования Литургии, ведет к победе всепроникающего секуляризма. Став в сознании верующих чем-то „священным“ per se, богослужение делает реальную жизнь, начинающуюся за дверями храма, как бы еще более „профанной“»[12]:156.

О. Александр Шмеман учит о секуляризации, что она порождена не атеизмом, не идеологией просвещенцев, не либеральным государством, а церковным Христианством: «„Спиритуализация“ Христианства и есть, поэтому источник „секуляризации“ мира, его жизни, его культуры, его, как говорят теперь, ценностей. Христиане стали утверждать, что раз Царство Божие – „не от мира сего“, то время „мира сего“ вообще не представляет религиозного интереса и что „духовная жизнь“ состоит в уходе из него»[13]:43. То есть светский мистицизм массовых идеологий, получается, не имеет отношения к секуляризации, а только церковное Христианство.

Упреки о. Александра Шмемана в адрес католического и протестантского Запада заключаются в том, что Запад в отличие от православного Востока «допустил „секуляризацию“ мира во имя абсолютной трансцендентности Бога»[12]:77.

богословие

Средством обмирщения служит модернистское богословие, как размышление о человеке и мире.

Обмирщению прежде всего подвергается сверхъестественная благодать, хранимая в Церкви в Таинствах. С точки зрения Христианства такое обмирщение является осквернением святыни, но с точки зрения посюсторонней религии это процедура вполне законная и даже обязательная для члена массового общества.

Церковь в мирском холистическом смысле – только собрание, а не дом Божий.

Церковная реформа

Церковная реформа, в частности в Русской Православной Церкви, проходит во имя обмирщения Церкви:

Отдайте храм миру, как Бог дал скинию в руки Израиля: и вы получите церковный народ - не мечтательно-религиозный, который теперь бежит чуть ли не в буддизм и язычество, а практично-религиозный. Можно сказать, мир с возможной высокой религиозностью - в возможной власти Церкви; но для этого ей надо сделать перелом в своем отчуждении, в своей замкнутости: именно как бы войти в руки мира[14]:41.

Василий Розанов (1901)

Целью и средством реформы является развитие самодеятельности человека в Церкви, его творчество в Ней: «Свое дело любишь. Свое творение любишь. В Церкви я не творю — и… холоден к ней»[14]:41. «Великая вещь делание и творчество. Византия вся и целиком жила Церковью, и потому сотворила в Церкви великое: и службы, и законы, и молитвы, и напевы… Русь скопировала Византию, как подражатель гения, не заметив, что главное-то в Византии было творчество, свободное, уличное, громадное, волнующееся, шумное, крикливое… Она только результат сотворения взяла и поклонилась ему, а процесса творчества не взяла и даже не поняла, что это-то творчество и было некогда живым в сердцах Богом. И вышла из наших рук мумия веры, а не живое дитя веры, разумное и растущее»[14]:42.

движение литургического обновления

В движении литургического обновления средством обмирщения становится радикально переосмысленное христианское богослужение.

Важным направлением литургической реформы является осуществление равенства «всех» в Церкви. Всеобщее священство верующих более не носит духовного характера, а обусловлено идеологическими принципами равенства и братства. Участие мирян в богослужении объявляется родом священнодействия и священнослужения. Миряне в таком случае понимаются как агенты приветствуемого реформаторами обмирщения.

Модернизм движется к тому, чтобы стать светской религией нового массового общества. По замыслу реформаторов христианское богослужение должно стать «литургией» атеистического и постатеистического общества.

Проектируемое светское «богослужение» должно иметь своим священнодействователем обожествленного человека, который вместе со «всем миром» совершает космическую литургию, то есть, по сути, акт самопоклонения. Отрицание Таинств возникает не от чего иного, как от растворения христианских Таинств в Таинстве «всего мира».

В целом, реформаторы христианского богослужения намерены обновить отношение человека к Богу и миру, гностически слив его с Тем и другим. Таким образом и возникает то удивительное явление, что, обращаясь к высочайшему и священнейшему Таинству Евхаристии, реформаторы усматривают в нем светское и посюстороннее значение, так что результат литургической реформы ничем не выделяется на общем идеологическом фоне Нового времени, массовой политики и массовой культуры. Гностический подход полностью упраздняет уникальность Евхаристии, делает ее излишней.

Литургическое обновление – это громадный секулярный переворот, который уравнивает христианские Таинства с мирскими «таинствами» и «священнодействиями» политических религий.

«Литургическое богословие» о. Александра Шмемана есть лишь средство убить христианский культ: «Как Христианство можно и должно рассматривать как „конец религии“, так и христианскую Литургию надо воспринимать как конец „культа“ – религиозного священнодействия, изолированного от жизни и противопоставленного ей»[13]:23.

антиаскетизм

Проповедники обмирщения Церкви вынуждены вести полемику против монашества, против аскетизма как такового. По устоявшемуся толкованию агентов секуляризации, мир, который во зле лежит (1 Ин. 5:19), - это не сама светская жизнь, а лишь неправильное употребление брака, богатства, гражданских обязанностей и т. п., поскольку ничто само по себе не плохо. В этом контексте отречение монаха от мира становится недопустимым, необъяснимым. Отсюда проистекает мощная антимонашеская струя в массовой религии.

В заключение признаюсь: мне трудно было, иногда почти страшно говорить о Серафиме (св. Серафиме Саровском. - Ред )... Батюшка Серафим! Если ты идешь за Бога против мира, то мы идем против тебя с миром и с Богом, ибо истинен Бог наш, Христос, пришедший в мир, сущий в мире и грядущий в мире[15].

Дмитрий Мережковский

Новым оправданием для монашества становится мирская (социальная) деятельность монастырей, которая начинает развиваться в Русской Православной Церкви в последней трети XIX века.

язык обмирщения →

см. также

источники



Сноски


  1.  Бенвенист, Эмиль. Словарь индоевропейских социальных терминов. — М.: Прогресс; Универс, 1995. — С. 343.
  2.  Соловьев, В. С. Чтения о богочеловечестве // Сочинения: В 2-х т. — М.: Правда, 1989. — Т. 2. — С. 5.
  3.  Бердяев, Николай. Смысл творчества. Опыт оправдания человека.
  4.  Шмеман, Александр о. Введение в литургическое богословие / Ред. о. Петр Зуев. — К.: Пролог, 2003. — С. 243–244.
  5. 5,0 5,1 5,2 5,3 5,4 5,5 5,6 5,7 5,8 Митрополит Никодим и Всеправославное единство. К 30-летию со дня кончины митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима (Ротова) / Сорокин Владимир, о.. — СПб.: Князь-Владимирский собор, 2008. — 272 с. — ISBN 5-94813-013-4.
  6. Тихон (Шевкунов), о. Для меня нет вопроса, за кого голосовать // Православие и мир. – 2012. – 15 февраля. – Дата обращения: 15.02.2012.
  7. Образовательная концепция Русской Православной Церкви. — М., 2016. — С. 6.
  8. Пимен, Патриарх Речь на приеме группы участников семинара по вопросам мира, прав человека и доверия (Москва, 2 июля 1984 года) // Журнал Московской Патриархии. – 1984. – № 8. – С. 47.
  9. Рим. 12:2
  10. см.  Vondung, Klaus. The apocalypse in Germany = Apokalypse in Deutschland / Transl. by Stephen D. Ricks. — Columbia, Mo.: University of Missouri Press, 2000. — P. 39–41. — 437 p. — ISBN 9780826212924.
  11.  Шмеман, Александр о. Святая святым. Размышления об исповеди и причащении Святых Таин. — К.: Пролог, 2003. — С. 8.
  12. 12,0 12,1  Шмеман, Александр о. Церковь, мир, миссия / Пер. Ю. С. Терентьева. — М.: ПСТБИ, 1996.
  13. 13,0 13,1  Шмеман, Александр о. За жизнь мира = Schmemann, Alexander. For the life of the world. New York: National Student Christian Federation, 1963 / Пер. Ларисы Волохонской. — New York: Religious Books for Russia, 1983.
  14. 14,0 14,1 14,2  Розанов В. В. Записка // Записки петербургских Религиозно-философских собраний (1901-1903 гг.) / Общ. ред. С. М. Половинкин. — М.: Республика, 2005. — 543 с. — 1 500 экз. — ISBN 5-250-01867-X.
  15.  Мережковский Д. Не мир, но меч. К будущей критике христианства // Полное собрание сочинений. — М.: Типография т-ва И. Д. Сытина, 1914. — Т. XIII. — С. 156-157.