Искусство чтения (гностическое)

From Два града

Искусство постижения лжи через чтение и слышание, набор приемов непрямой лжи. Проявление духовной болезни неграмотности, воля к произвольному и случайному перетолкованию прочитанного. Свойственно не только гностикам. Противоположно искусству чтения.

Гностическое искусство чтения является разновидностью гностического приема «непонимания понятного» и «понимания непонятного». Искусство понимать разумную речь как патологическую, а патологическую речь как разумную. В патологическую речь гностическое искусство чтения вчитывает свой смысл, а здравые речи понимает как свидетельство болезней истинных и мнимых (ругательные слова).

что читать

Патологическое искусство чтения предлагает свои рекомендации: не надо читать древних авторов, а надо читать современников, как представителей мнимого расцвета (Серебряного века и т. п.), или древних авторов, но по-новому (о. Георгий Флоровский: «Вперед к отцам»), руководствуясь современной модой.

По аналогии с искусством чтения, в котором действует запрет на чтение сочинений еретических, бесполезных и написанных на патологической речи, в гностическом искусстве чтения действуют свои ограничения на чтение, в основном с той целью, чтобы не сковывать свободу своего словесного творчества.

Шарль Фурье тяготился и одновременно гордился своей необразованностью. Чему, спрашивал он[1]:11, мог бы он научиться у Локка, Кондильяка и прочей философской шайки? Их потоки знаний и их элегантная проза не сделали ничего, чтобы увеличить количество человеческого счастья. Если бы он попытался понять их споры, он бы предал свои природные таланты и лишил бы мир своего открытия:

«Мир должен быть благодарен за мое невежество и благодарить судьбу, которая оторвала меня от моего образования и заключила меня в неволю банков и предприятий, потому что тем самым она заставила меня развивать свои способности, презреть схоластические споры, заняться только моими собственными идеями и употреблять мой талант изобретательности, которым меня наделила природа»[1]:11.

Такое уклонение от знакомства с доктринами Фурье считал методом социального анализа и именовал его «абсолютным отличием» (L'Écart absolu)[1]:23.

Огюст Конт в «Личном предисловии» в последнем томе «Курса позитивной философии» рассказывает о том, как он добился целостности своего труда. Он замечает, философы древности были в более выгодном положении, чем современные, потому что их медитации не мешало чтение множества сочинений, потому что этих сочинений просто еще не было. Так древние, по мнению Конта, сохраняли свою оригинальность и цельность. Конт оберегал себя от этих вредных влияний следующим способом. В ранней молодости он накопил материалы, которые ему были необходимы для исполнения своего великого плана по основанию окончательной позитивной философии. С 1822 - когда ему было 24 года - он на протяжении двадцати лет соблюдал «умственную гигиену». Чтобы не нанести урон «фундаментальному духу» своего труда, он воздерживался читать какую-либо литературу, имеющую отношение к предмету его исследований. Когда Конт перешел к работе над второй частью Курса, то есть социологией, он пошел еще дальше и перестал читать любую философскую и политическую прессу. Во время подготовки к социологическим исследованиям Конт ограничил себя и в знакомстве с источниками и высказывает удовлетворение по тому поводу, что не читал Вико, Канта, Гердера и Гегеля. Конт считал, что именно «умственной гигиене» он обязан точностью, энергичностью и последовательностью своих концепций[2].

как читать

демоническая закрытость

Патологическое искусство чтения состоит в отвержении той истины, которая содержится в написанном. Такое закрытие ума является выражением закрытости души человека, в том, что он не предстоит пред Богом, и отказывается, чтобы его мысли были судимы Истиной. Место открытости Истине занимает бесстыдное самообнажение радикальной внешности, правомодернистский героизм, готовность оправдать или даже совершить любое зло. Конкретно это проявляется в готовности придать смысл любому гностическому акту, уже совершенному или еще только готовящемуся.

Такое непонимание истины обычно имеет своим оправданием конформизм с гностической ортодоксией, в том числе «ради мира Церковного».

На Страшном Суде снова будет восстановлено общение Бога с грешниками посредством их наказания. Сегодня гностики не слышат здравую речь и общение с ними невозможно, но наступит момент, когда от диалога некуда будет деться.

«„Почто беседы Моея не разумеете?“ Так как иудеи всегда с недоумением спрашивали: что это Он говорит: „аможе Аз иду, вы не можете приити“ (ст. 22)? — то Он и отвечает: вы не разумеете беседы Моей потому, что не вмещаете в себе слова Божия. Ηо это происходит с вами оттого, что ваши помышления пресмыкаются по земле, между тем как слова Мои гораздо выше. Чтож, если они и действительно не могли разуметь? Но здесь слово — „не можете“ значит: не хочете, потому что вы приучили себя пресмыкаться долу и ни о чем великом не помышляете... Видишь ли, что слово: „не можете“ означает нехотение?»[3].

Неграмотный пользуется книгой не по ее назначению.

Гитлер за чтением.

Жан-Жак Руссо советует в «Исповедании веры савойского викария»: «Будь искренен с самим собой: усвой себе те мои соображения, которые убедили тебя. Отбрось все остальное» [4].

В главе «Майн Кампф» под названием «Об искусстве чтения» Гитлер сообщает, что он понимает «под „чтением“ нечто совсем другое, чем большинство нашей так называемой „интеллигенции“»:

Ведь и чтение не является самоцелью, а только средством к цели. Чтение имеет целью помочь человеку получить знания в том направлении, какое определяется его способностями и его целеустремлением. Чтение дает человеку в руки те инструменты, которые нужны ему для его профессии, независимо от того, идет ли речь о простой борьбе за существование или об удовлетворении более высокого назначения. Но с другой стороны, чтение должно помочь человеку составить себе общее миросозерцание. Во всех случаях одинаково необходимо, чтобы содержание прочитанного не откладывалось в мозгу в порядке оглавления книги. Задача состоит не в том, чтобы обременять свою память определенным количеством книг. Надо добиваться того, чтобы в рамках общего мировоззрения мозаика книг находила себе соответствующее место в умственном багаже человека и помогала ему укреплять и расширять свое миросозерцание[5].

Митр. Антоний (Блум) прямо рекомендует отвергать в Евангелии то, что не нравится:

Мне кажется, что очень важно читать Евангелие как бы в духе свободы, то есть с готовностью сказать: это я могу принять, этого не могу принять; это я понимаю, этого не понимаю! – а не стараться воображением создать картину, которой нет на самом деле. Я сейчас это разъясню немножко.

Очень часто люди читают Евангелие и отмечают в нем всё, что их обличает, что как бы выявляет их греховность или неправоту. Я думаю, что от этого никакой пользы не бывает; это только вгоняет в отчаяние. Когда на себя смотришь и думаешь: не очень-то я приглядный... – это уже довольно плохо; но когда смотришь в зеркало евангельское, и как бы Сам Бог тебе говорит: да ты посмотри, какой ты духовный урод! – тогда действительно не на что опереться. Так что мой совет: читать Евангелие и отмечать всё то, что нас сродняет с ним[6].

воздержание от суждения

Разновидность закрытости - воздержание от суждения по образцу скептиков.

Вместо критики — запрет на вопросы и запрет на определения.

разумную речь воспринимать как патологическую

Патологическая речь неизменно приписывается Святым Отцам, древним философам и авторам:

Рассматривая вопрос о наказании грешника, о воздаянии, о гневе Божием, необходимо отметить, что эти чисто субъективные категории употреблялись библейскими авторами и христианскими писателями применительно к ограниченному человеческому разуму и преследовали в первую очередь сотериологические цели, так как «основное отношение Бога к людям есть отношение не суда, а любви: поэтому грех рассматривается не как вина и преступление, не как нарушение объективной нормы или ценности добра, а как опасность, как болезнь, угрожающая человеку гибелью»[7].

Семен Франк

Поэтому будет более правильно рассматривать грех как болезнь, несчастье, а смерть Иисуса Христа – как исцеление человеческого рода, которое является залогом примирения с Богом[8].

— о. Августин (Никитин)

Хотя в Священном Писании и у святых отцов находим немало выражений о Боге наказывающем и милующем, все они носят исключительно педагогический характер[9].

А. И. Осипов

придание смысла

См. основную статью Придание смысла

Со стороны читателя возможны две реакции на патологическую речь: сознательно отравлять себя ядом, понимая написанное идеологом так, как этого хотел автор. Другой стороной нового искусства чтения становится обратное действие, когда, например, номинально православный читатель игнорирует модернизм автора и мнит извлекать из его сочинений православный смысл.

принимать то, что идеологии говорят о себе

Либерал заранее признается, что он может ошибаться, и поэтому всегда готов «услышать другую точку зрения», как говорил К. Поппер. Тем самым он отказывается от какой-либо интерпретации одобряемых им учений и принимает их не просто, как они есть, а принимает прямо их собственное самоопределение.

понимание непонятного

Корнилов был назначен за несколько лет перед приездом в Вятку, прямо из семеновских или измайловских полковников, куда-то гражданским губернатором. Он приехал на воеводство, вовсе не зная дел. Сначала, как все новички, он принялся все читать, вдруг ему попалась бумага из другой губернии, которую он, прочитавши два раза, три раза, — не понял.

Он позвал секретаря и дал ему прочесть. Секретарь тоже не мог ясно изложить дела.

— Что же вы сделаете с этой бумагой, — спросил его Корнилов, — если я ее передам в канцелярию?

— Отправлю в третий стол, это по третьему столу.

— Стало быть, столоначальник третьего стола знает, что делать?

— Как же, в. п., ему не знать? Он седьмой год правит столом.

— Позовите его ко мне.

Пришел столоначальник. Корнилов, отдавая ему бумагу, спросил, что надобно сделать. Столоначальник пробежал наскоро дело и доложил, что-де в казенную палату следует сделать запрос и исправнику предписать.

— Да что предписать?

Столоначальник затруднился и, наконец, признался, что это трудно так рассказать, а что написать легко.

— Вот стул, прошу вас написать ответ.

Столоначальник принялся за перо и, не останавливаясь, бойко настрочил две бумаги.

Губернатор взял их, прочел, прочел раз и два, — ничего понять нельзя.

— Я увидел, — рассказывал он, улыбаясь, — что это действительно был ответ на ту бумагу, — и, благословясь, подписал. Никогда более не было помину об этом деле — бумага была вполне удовлетворительна[10].

— Александр Герцен. «Былое и думы»

Старший приказчик, высокий мужчина лет 50, с темною бородой, в очках и с карандашом за ухом, обыкновенно выражал свои мысли неясно, отдаленными намеками, и по его хитрой улыбке видно было при этом, что своим словам он придавал какой-то особенный, тонкий смысл. Свою речь он любил затемнять книжными словами, которые он понимал по-своему, да и многие обыкновенные слова часто употреблял он не в том значении, какое они имеют. Например слово «кроме». Когда он выражал категорически какую-нибудь мысль и не хотел, чтоб ему противоречили, то протягивал вперед правую руку и произносил:

— Кроме!

И удивительнее всего было то, что его отлично понимали остальные приказчики и покупатели.

— Антон Чехов. «Три года»

разновидности

масонство

В масонстве никто никому ничего не объясняет и никто не учит другого в обычном смысле слова. Ученик сам должен через свой опыт понять масонство. Обучение и духовная жизнь в общине представляется не в виде обычного пути от простого к сложному, от начала к концу, а в виде космической драмы, разыгрываемой в обрядах, аллегориях и баснях. Ученик постигает истину сам собой, через участие в обрядах, самой жизнью внутри общины.

«Масонство, согласно официальным английским, шотландским, американским и прочим ритуалам, обычно определяется как „особая (иногда: «особенная»; «прекрасная») система нравственности, окутанная в иносказание и изображаемая в виде символов“», - пишет немецкий ученый Герман Грубер[11].

Пек (Peck, M.C.) дает следующее определение: «это наука, занятая поиском Божественной Истины и использующая символику в качестве средства обучения» [12].

Альберт Пайк – один из главных идеологов североамериканского масонства XIX века – писал: «Символизм масонства – это сама суть масонства»[13].

Другой масонский деятель утверждает: масонство «от начала до конца – это символ, символ, символ» [14].

Настаивая на своей символичности, масонство понимает это как свое право понимать внешние знаки так, как ему хочется, то есть с помощью гностического искусства чтения: «Не довольствуйся никогда одним звуком аллегорических слов: но старайся и тщись испытать внутренний смысл оных, по примеру древних», - учит масонское руководство [15].

Католический исследователь масонства пишет:

Главная польза для масонства от этого символизма… состоит в следующем.

(1) Поскольку символика масонства приспособлена ко всем возможным мнениям, учениям и вкусам, она привлекает кандидата и занимает ум и воображение посвященного.

(2) Символизм сохраняет масонство в его целостности как несектантское объединение, несмотря на все различия религий, национальностей, народного самосознания и индивидуальных устремлений.

(3) Символика соединяет умозрительную и практическую мудрость всех веков и народов в один всеобщий понятный язык.

(4) Символика учит масона считать существующие установления: религиозные, политические и общественные, – переходными стадиями развития человечества, и учит его находить самостоятельно то, что можно изменить в мире во имя масонского прогресса, и находить средства для достижения этого.

(5) Символика учит масона смотреть на учения и догмы, даже и общепринятые, как на всего лишь субъективные концепции или преходящие знаки более глубокой вселенской истины в духе масонских идеалов.

(6) Наконец, символизм позволяет масонству скрывать свои действительные цели от непосвященных и даже от тех из посвященных, которые неспособны усвоить себе эти цели так, как того требует масонство[11].

Символика в масонстве отвлечена от содержания, и поэтому для ученика открывается только один путь – к свободе понимания слов. Уже становится несущественным то, насколько глубоко человек проникся идеями масонства, важно, что неподвижная догма заменена в его голове подвижным символизмом. Этот переворот в сознании адепта делает едва ли не невозможным обратный путь: от масонства к Христианству.

Ричард Смоули замечает: «Существует множество истолкований масонских ритуалов, символов и значений степеней. Некоторые более вероятны и более авторитетны, чем другие, но самими масонами ни одно из толкований не принимается за абсолютную истину. Можно предположить, что масонство не только хочет оставаться не связанным никаким исповеданием веры и никакой формулировкой, но для масонства полный смысл ритуалов состоит в самих этих ритуалах. Их значение не в открытом и явном смысле слов, а в том результате, который ритуалы оказывают на жизнь кандидата. Если обряд выполнен правильно, то он оставляет свой отчетливый знак на личности, на сознании и подсознании» [16].

Для советских тамплиеров «изучение древних легенд, философия религий, ритуалы рыцарских собраний служили не целью, а всего только средством раскрытия и самосовершенствования личности» [17].

Масонские аллегории и легенды не имеют измерения «истинно – ложно». Их истинность или ложность не имеет никакого значения, поскольку они – всего лишь знак движения духа. Но не только истинность или ложность легенд не имеет значения, они и сами имеют неопределенный смысл, а значит – до конца непонятный и самим посвященным. С масонской точки зрения, это соответствует целям масонского познания.

Многие тайны непонятны сегодня большинству масонов, в чем они сами с готовностью признаются. «Масонство, – говорит Пайк, – ревностно хранит свои тайны и намеренно обманывает самонадеянного искателя тайн» [18]:105. «Посвященных мало, хотя и многие слышат звуки» [18]:355.

«Следует заметить, что подавляющее большинство масонов далеки от истинного посвящения и „пребывают во тьме Египетской“» [19]. Пайк утверждает: «Масонство высших степеней открывает великие истины разумного учения, но о них, и даже об их начатках, Голубое масонство трех низших степеней не имеет вовсе никакого понятия» [20]. «Голубое масонство делает вид, что обладает таинственными познаниями, и это позволяет ему привлекать десятки тысяч членов. Однако все их претензии на обладание таинственным знанием являются безосновательными и абсурдными» [21]. Оливер заявляет: «Братья, занимающие высокие посты и достигшие высоких степеней посвящения, часто незнакомы с основными принципами нашей науки» [22]. Масон «может пятьдесят лет быть Мастером Стула и не узнать главную тайну братства. Эта тайна, по самому существу, является неуязвимой, потому что о ней можно лишь догадаться самому и ни в коем случае невозможно получить ее от кого-либо из братьев; масон познал тайну, потому что он посещал ложу, замечал, учился и внутренне переваривал увиденное и услышанное. Когда он совершает свое открытие, он оставляет открытое для себя самого, не передавая его даже самому близкому из братьев, потому что, если этот брат не смог познать ее сам, то, приняв ее через словесное научение, он не сможет и применить эту тайну в деле и жизни. Поэтому масонская тайна всегда остается тайной (Oliver. Hist. Landmarks. I. P. 11, 21; Freemasons' Quarterly Revue. I. P. 31; Casanova in Ragon. Rit. 3rd Degree. P. 35)» [23].

Это означает, что соискатель должен сам искать свет во мраке символизма сообразно своему разумению и без всяких ориентиров и помощи. «Мы сразу не раскрываем значение символов. Мы делаем только самые общие намеки. Ты должен сам самостоятельно найти это неясное и таинственное значение» [24]. «Каждый масон должен сам раскрыть тайну масонства, размышляя над его символами и мудро постигая то что говорится и делается во время „работы“» [18]:218. Соответственно «масонские символы могут пониматься и понимаются в совершенно разных смыслах»[11]. И не только в разных смыслах, но и во всех смыслах одновременно.

Итак, масонство настаивает на своей свободе произвольно понимать и масонские символы, и знаки, слова и догматы вообще. «Многие писали об истории и символике масонства, но очень немногие писали о внутреннем смысле масонских учений и ритуалов с целью вразумительно изложить фундаментальную философию масонства. Совсем напротив: масонам предлагают, и даже всячески понуждают, составлять свои частные мнения о смысле масонства и его символов», - удивляется один из современных масонов [25]. Видимо, он как раз и относится к числу непосвященных, раз не понимает, что в этой свободе и состоит вся сила идеологии масонства.

Гарри Карр, весьма уважаемый масонский автор, пишет в своем основательном сочинении «The Freemason at work»: «Я признаю, что каждый человек призван выработать свою собственную символику и должен поощряться к этому, – и когда он достигнет этого… его символика действительна для него, независимо от внешних логических аргументов» [26].

Подробно описывает процесс проникновения за завесу тайны Альберт Маккей: «Во время своего посвящения каждый масон является посторонним: он видит перед собой прекрасную материю, и исследует только ее внешнюю сторону. Он может удовольствоваться только этим, и, увы! многие, слишком многие, так и поступают. Если так, то он навсегда останется экзотериком-масоном. Но есть и другие, любопытство которых не столь легко удовлетворить, они стремятся к большему и более глубокому знанию той структуры, которая была представлена их взору во время посвящения. Они вступают вовнутрь и исследуют ее внутренний узор, они проходят по ее тайным закоулкам, они исследуют ее скрытые комнаты и созерцают ее прекрасные залы. Так их познание храма углубляется, расширяется и они обретают более чистые воззрения на основания этой конструкции, чем выпало на долю их менее взыскательных братьев. Эти люди становятся эзотерическими масонами. Тайны нашего ордена знакомы им как обыденные слова нашей жизни, они являются господами во Израиле, которые руководят и наставляют менее осведомленных, и освещают те пути, которые для всех прочих являются непонятными и темными» [27].

Один из основателей современного масонства – Андерсон – писал в предисловии к «Истории» (1738): «Только опытный брат, с помощью истинного света, способен найти многие полезные намеки буквально на каждой странице этой книги, которые неспособны различить непосвященные, в том числе среди масонов»[11].

новый оккультизм

В ходе оккультного возрождения сер. XIX - нач. XX века был выработан патологический язык и соответствующее ему искусство чтения. В этом отношении новый оккультизм оказал значительное влияние на идеологическую речь, лженауку, массовую культуру и массвую религию.

Основным свойством этого языка и такого прочтения является подвижность соотношения слова и смысла.

В частности, Георгий Гурджиев сообщал:

Для точного понимания необходим точный язык. И изучение систем древнего знания начинается с изучения языка, который позволяет точно установить, что именно говорится, с какой точки зрения и в какой связи. Этот новый язык едва ли содержит какие-либо новые термины или новую номенклатуру, но он утверждает конструкцию речи на новом принципе, а именно: на принципе относительности. Иными словами, он вводит относительность во все понятия и таким образом делает возможным точно установить угол мышления; в обычном языке выражения относительности как раз отсутствуют.

Когда человек овладеет этим языком, тогда, используя его, он сможет передать и сообщить массу таких знаний, такой информации, которую на обычном языке передать невозможно, даже если пользоваться разными научными, и философскими терминами.

Фундаментальное свойство нового языка, его особенность, заключается в том, что все его идеи сосредоточены вокруг одной идеи, т. е. они берутся в своих взаимоотношениях с точки зрения одной идеи. Эта идея – идея эволюции; конечно, не эволюции в смысле механического развития, потому что такой эволюции не существует, – но в смысле сознательной, намеренной эволюции, которая одна только и является возможной[28].

модернизм

Модернизм предлагает таже своего рода гурджиевскую гимнастику для ума: никого не осуждать, рассуждать о зле самом по себе, о том, что ничто не плохо само по себе, и в этом свете читать Священное Писание, Святых отцов.

В случае системы о. Георгия Кочеткова мы имеем дело с адогматическим учением, где неопределенными являются сами понятия. И понятие становится внутренне несвязанным процессом, и внешние символические, аллегорические формы также подвержены переменам в живом процессе опыта. Такой понятийный процесс всегда является только свободным и личностным, и отсюда естественно следует, что в системе о. Кочеткова научение должно происходить совершенно особым способом.

Он говорит, что при оглашении “надо следить за тем, чтобы не употреблять тех многочисленных традиционно-православных выражений и понятий, которые пока еще могут прозвучать для катехуменов не в том смысле, в каком они употребляются, или которые могут, как все словесные ярлыки, вызвать отрицательную ассоциативную реакцию, способную сразу закрыть саму возможность проникнуть в их подлинный смысл и тем самым лишить их действенности”[29].

Далее о. Кочетков предлагает избегать православных понятий, потому что они могут вызвать отрицательные ассоциации. Вместо этого надо, видимо, вызывать положительные ассоциации. Но обратим внимание и на то, почему так надо поступать: отрицательные ассоциации якобы закрывают саму возможность проникнуть в подлинный смысл слов и тем самым лишить их действенности.

Тем самым оказывается, что для о. Кочеткова подлинный смысл и его православное выражение не связаны напрямую, поскольку те или иные ассоциации имеют для него большее значение, чем точность выражения. В таком случае и сама действенность слова приобретает совсем иной – неортодоксальный смысл. О. Кочетков, как кажется, предлагает исходить из того, что человек ориентируется в речах, как темном лесу – то отзвуком, то шорохом, то запахом.

О. Кочетков предлагает совсем иной подход. Он советует прямо не употреблять важнейшие христианские символы, понятия и знаки [29].

Надо вводить вместо этих христианских символов, понятий и знаков “синонимы или описания. Например, даже слово “крещение” можно заменять на “просвещение” или “воцерковление”, а до времени можно не упоминать и догматические и, следовательно, таинствоводственные по преимуществу термины как “Святая Троица”, “ипостась”, “единосущие” и т.п. Только после того как человек привыкнет к новой духовно-душевной и производной от нее ситуации, уже ближе ко времени крещения, можно будет с осторожностью вводить традиционную для церкви терминологию”[29] .

изображения

источники



Сноски


  1. 1,0 1,1 1,2  Beecher J., Bienvenu R. Introduction // The Utopian vision of Charles Fourier. — Boston: Beacon Press, 1971. — 427 p. — ISBN 0-8070-1538-5.
  2.  Voegelin, Eric. From Enlightenment to Revolution / Ed. John H. Hallowell. — Durham, N.C: Duke University Press, 1975. — P. 146-147. — 307 p. — ISBN 0-8223-0326-4.
  3.  Иоанн Златоуст, св. Беседы на Евангелие Святого Апостола Иоанна Богослова // Творения: В 12 т. — СПб.: СПбДА, 1902. — Т. 8. — С. 357.
  4. цит. по  McDonald Christie, Hoffmann Stanley. Rousseau and freedom. — Cambridge, UK, New York: Cambridge University Press, 2010. — P. 146.
  5.  Гитлер А. Моя борьба. — б. м.: Ода, б. г.. — С. 32.
  6.  Антоний (Блум), митр. О свободе и подвиге // О встрече. — СПб.: Сатисъ, 1994. — С. 197.
  7.  Франк С. Л. С нами Бог. Три размышления. — Париж, 1964. — С. 184.
  8. Августин (Никитин), о. Православное учение о примирении // Богословские труды. - 1978. - № 18. - С. 196-197.
  9.  Осипов А. И. Бог. — М.: Сретенский монастырь; ОЛМА Медиа Групп, 2010. — С. 32.
  10.  Герцен, А. И. Былое и думы. 1852-1868 // Собрание сочинений: В 30-ти т. — М.: Академия наук СССР, 1956. — Т. 8. — С. 296-297.
  11. 11,0 11,1 11,2 11,3  Gruber, Hermann. Masonry (Freemasonry) // The Catholic Encyclopedia. — 1910. — Vol. IX.
  12. Peck M. C. Appendix to:  Mackey, Albert Gallatin. A Lexicon of Freemasonry.. — London, 1883. — P. 394-395.
  13. Ars Quatuor Coronatorum. Transactions. — London. — Vol. XVI. — P. 28.
  14. Boyd, the Grand Orator of Missouri // Freemason's Chronicle. — 1902. — Vol. I. — P. 167.
  15. Братские увещания к некоторым братьям свободным каменщикам. М., 1784. С. 117. Цит. по  Пыпин А. Н. Масонство в России XVIII и первая четверть XIX в. — М.: Век, 1997. — P. 222.
  16. Smoley Richard. Masonic Civilization // Gnosis. – 1997. – № 44
  17.  Никитин А. Л. Мистики, розенкрейцеры и тамплиеры в советской России. — М.: Аграф, 2000. — С. 66.
  18. 18,0 18,1 18,2  Pike, Albert. Morals and Dogma of the A. A. Scot. Rite of Freemasonry. — 1882.
  19. Freemason's Chronicle. — 1878. — Vol. II. — P. 28.
  20.  Pike, Albert. The Inner Sanctuary. — 1870. — Vol. I. — P. 311.
  21.  Pike, Albert. The Inner Sanctuary. — 1870. — Vol. IV. — P. 388 sq.
  22.  Oliver. Theocratic Philosophy. — P. 355.
  23.  Gruber, Hermann. Masonry (Freemasonry) // The Catholic Encyclopedia. — Vol. V. IX. — P. 1910.
  24.  Pike, Albert. The Porch and the Middle Chamber. Book of the Lodge 5632. — 1872. — P. 128.
  25.  McInvale Reid. Circumambulation And Euclid’s 47th Proposition // Transactions of Texas Lodge of Research A.F. & A.M. — 1997. — Vol. V. XXXI.
  26.  Carr, Harry. The Freemason at work. — London, 1976. — P. 334-335.
  27.  Mackey Albert Gallatin. A Lexicon of Freemasonry. — London, 1883. — P. 94.
  28.  Успенский, Петр. В поисках чудесного. — СПб.: Издательство Чернышева, 1992.
  29. 29,0 29,1 29,2  Кочетков, Георгий о. Таинственное введение в православную катехетику. — М.: Свято-Сергиевский православный богословский институт в Париже, 1998. — С. 153.