Адогматизм

From Два града
Адогматизм
У этого понятия нет изображения
Этимология: от греч. α отриц. част., и δόγμα — учение, положение веры, суждение

учение о непознаваемости основных истин христианской веры, о недостаточности любых понятий для постижения действительности. Разновидность иррационализма. В адогматизме «догматизм» является ругательным словом.

этимология

от греч. δόγμα — учение, положение веры, суждение

определение

Адогматизм — главное отличие модернистского богословия от христианского. Он представляет собой частный случай обычного в современном мире стремления рассуждать без закона. Это утверждение беззакония можно увидеть повсюду: в общественных отношениях, в науках и культуре.

Согласно христианскому вероучению, Бог непостижим в Своем Существе. И поэтому единственным способом Богопознания являет познание Божества в Его свойствах и действиях Божией благодати, при благодатной помощи и просвещении через изучение с верой Священного Писания и Священного Предания. «Бог получает именования от Своих энергий, ибо Его Сверхсущность безымянна». Из Писания и в точных выражениях Символа веры христианин узнает, что Бог-Троица, Отец, Сын и Святой Дух, Всеблагой и Всемогущий, что Он милует праведников и наказывает грешников, что Бог есть Дух, Всеведущий, Вездесущий, Всемогущий, Творец мира, что Бог-Сын по предвечному совету Пресвятой Троицы воплотился от Девы-Марии и спас падшее в Адаме человечество от греха, проклятия и смерти Крестной Жертвой и придет в конце времен судить живых и мертвых.

Адогматизм — не отрицание существования догматов. Под лозунгом обновления адогматизм отвергает точную форму догматов, как, якобы, не способных выразить смысл христианского учения о Боге-Троице. Истины Священного Писания и Священного Предания объявляются исторически обусловленными, а, следовательно, открытыми для искажения в духе современности. Точная и неизменная форма догматов осуждается адогматистами, поскольку сковывает свободное и творческое познание.

Рассуждая о внутренней стороне догматов, адогматизм исходит из принципиальной неопределенности, а потому и непознаваемости, духовного содержания Символа веры и любых категорических положений.

митр. Елевферий Литовский и Виленский:

То, конечно, правда, что если слово человеческое не может в точности, всеисчерпывающе выразить мысль человеческую, то тем более оно бессильно адекватно выразить мысль Божественную, дело Божие. Все слова, понятия — условны. Но что же из того? Неужели отсюда можно утверждать, что все слова не имеют в себе постоянства и не относятся к определенным всегда существующим предметам, явлениям, а сами по себе изменчивы и нимало не отражают в себе реального бытия? В таком случае нет никакой преемственности, нет истории, нет осмысленной жизни, все — мираж, в отношении к положительности все — ничто. Этот неизбежный вывод ярче по своему скепсису, чем софистическая догма: «человек — мера всех вещей».

Понятия не суть измышление человечества без всякой связи их с вещами, их определяющими. Они являются осмысленным опознаванием хотя бы с одной какой-либо стороны сущности предмета, и в этом случае понятия в своем содержании постоянны. Условность же понятий, необходимая в житейском быту, касается не самого содержания понятий, взятого от предмета, и потому постоянного, поскольку постоянен самый предмет, но различия предметов одного от другого. Если бы не существовало неба и земли, а один только хаос, то не было бы нужды существу, его воспринимающему, создавать слова для его определения; хаос без слова воспринимался бы, как некая реальность, а когда появились из него небо и земля, появилась нужда для различения трех реальностей создать слова как условные знаки для отличия этих реальностей одной от другой в быту, слова, однако, отображающие в себе, в известной мере, сущность предмета, и связанные с нею. Так что, если человеческое слово и не исчерпывающе выражает мысль, относящуюся к предмету, то ясно, что слова, понятия относятся к реальности в себе сущей, постоянной, если можно говорить о постоянстве в себе предметов мира; тем более это нужно сказать о словах и понятиях Божественного Откровения. Несомненно оно в своем выявлении воспринималось одухотворенной душой. Богоизбранный Сосуд, сознательно воспринимая истину Духа Святого (Еф. 3:4), при содействии Последнего, избирал для выражения Ее совершеннейшие слова и понятия в человеческом языке, чтобы они в возможной точности и полноте отображали Божественное Дело, Божью волю, возвещающую о вечном спасении греховного мира, и оставались в своем содержании неизменными. Недаром все новозаветные священные книги написаны на греческом языке, кажется, еще не превзойденном ни одним из языков человечества в своем богатстве, гибкости и разнообразии оттенков мыслей и чувств для выражения отображающейся в них действительности. Посему Божественное Откровение непогрешимо по смыслу и неизменно по букве. Отсюда, если в Слове Божием многократно со всей ясностью свидетельствуется, что Бог Отец по любви к погибающему миру на спасение его послал на смерть Своего Единородного Сына, Который, лично будучи безгрешен, посему, не подлежавший смерти, но вкусивший ее, вследствие принятия на Себя грехов мира, явился в ней жертвой в Духе Святого Правосудия Божьего и Искупителем, то утверждать, что слова — любовь Божья, правда Божья, — выражающие указанные действия Божия Искупления, не относятся к последним, а, представляя собой одни образы, сравнения, а не сам предмет, относятся к чему-то другому, есть прямое насилие над Божественным Откровением, искажение Его, ересь.

Можно согласиться и с тем, что более глубокое постижение предметов веры приобретается созерцанием их чрез духовные подвиги — молитву, пост и другие. Но что же, спрашивается, созерцали Свв. Отцы? Какие предметы веры? Измышленные ими или открытые в Писании Духом Святым? [1]

В адогматических системах мысли то, во что христианин верует, становится свободным для произвольного искажения как со смысловой, так и с внешней стороны. Искомая «свобода», в конечном счете, сводится к свободе от ограничения истиной.

Адогматизм непосредственно связан с общемодернистской идеей догматического развития. Если догматы отдельны и неподвижны, то прогресса в модернистском смысле нет, и, следовательно, путь Богопознания может состоять только в приспособлении человека к догматам. Если же догматы открыты для произвольного искажения как со стороны формы, так и содержания, то становится возможной и религиозно необходимой «творческая» и свободная работа по приспособлению формы и смысла догматов к человеку, к его произвольным соображениям.

В адогматическом приспособлении истины к самим себе модернисты видят свое религиозное призвание и стремятся навязать такое воззрение всем христианам.

глоссы

, , , В Православии нет определенного и развитого подлинного учения, Сначала была эпоха любви, потом, с появлением Торы, эпоха справедливости, , , ,

история

В идейном плане отдаленными предшественниками модернизма были античные скептики. В основании скептицизма лежит представление о том, что о любом предмете возможны два равносильных и противоречащих друг другу высказывания. Центральным положением учения скептиков о познании является поэтому «исостения» — равнозначность противоречащих положений, когда доказывать можно что угодно — и прямой тезис и вполне обратный ему.

Среди более поздних влияний можно указать на каббалу, для последователей которой Пятокнижие, «строго говоря, не значит ничего определенного, поскольку его можно понимать по-разному на разных уровнях». Писание для каббалистов совпадает со всеобщностью бытия, из которого в религиозном смысле неправильно исключать что-либо, какое-либо мнение или положение.

идеологии

В марксизме догматизм выступает в качестве ругательного слова.

12-й съезд РКП(б)
Вторым недостатком, встречающимся в некоторых партиях, недостатком, связанным с тем, что мы только что говорили,— является недостаточная эластичность тактики. Очень часто правильные для своего времени лозунги, приемы работы, организационные принципы, догматически, без всякой критики переносятся на другое время, когда они объективно становятся вредными. Но сила традиции, своеобразный фетишизм догмы, талмудическое, а не живое понимание марксизма приводят к ужасным, трудно поправимым ошибкам[2].
19-й съезд ВКП(б)
Наша партия рассматривает марксистско-ленинскую теорию не как собрание догматов, а как учение вечно живое, непрерывно обогащающееся опытом революционной борьбы рабочего класса и новейшими достижениями науки.
20-й съезд КПСС
Отрыв теории от практики коммунистического строительства, догматизм и начетничество все еще имеют широкое распространение в преподавании общественных наук и отрицательно сказываются на состоянии научной и учебной работы, на идейном воспитании студенчества[3]:98.

Догматизму противопоставляется «творческий дух марксизма»[3]:427.

Совещание представителей коммунистических и рабочих партий (ноябрь 1960 года, Москва)

Догматизм и сектантство, если не вести против них последовательной борьбы, также могут стать большой опасностью на том или ином этапе развития отдельных революционных партий. Они лишают революционные партии способности развивать марксизм-ленинизм, творчески применять его в соответствии с конкретными условиями, изолируют коммунистов от широких слоев трудящихся, не позволяют своевременно и правильно оценивать меняющуюся обстановку.

Исходя из этого, в Заявлении указывается, что коммунистам необходимо вести борьбу на два фронта — против ревизионизма, который продолжает оставаться главной опасностью, и против догматизма и сектантства[4].
21-й съезд КПСС
Нельзя также забывать о необходимости борьбы с догматизмом и сектантством, которые затрудняют развитие теории марксизма-ленинизма и ее творческое применение, ведут к отрыву от масс[5]:89.
Пропагандистские кадры не используют это теоретическое богатство (в решениях ЦК партии за последние годы. - Ред.), они еще не полностью отказались от абстрактно-догматического изложения общеизвестных теоретических положений[5]:266.
Ведь всем известно, как поступали эти презренные догматики (из группы Маленкова, Молотова, Шепилова и др. - Ред.). Они, сидя по уши в болоте консерватизма, оперировали тенденциозно подобранными цитатами и не подозревали, насколько далеко отстоят от живого, истинного марксизма-ленинизма, от жизни народа, от всего того, что превращает теорию в материальную силу[5]:463.

Партия, руководствуясь и творчески развивая учение марксизма-ленинизма, ведет непримиримую борьбу против догматизма, консерватизма, ревизионизма, против всех тех, кто сопротивляется проведению в жизнь ленинской генеральной линии партии[6]:102.

Генеральная линия партии предусматривает последовательную защиту ленинской теории от догматизма. Об этом Никита Сергеевич Хрущев сказал в своем докладе коротко, но веско. Нечего скрывать, у нас иногда пропагандистская, научная и преподавательская работа в области общественных наук в некоторой степени еще отягощена догматическим балластом. Бесплодный догматизм зачастую порождается нежеланием самостоятельно думать и изучать новые факты действительности. Леность мысли — вот та пуховая перина, на которой нежится догматизм. (Оживление в зале). Те, кто страдает этим недугом, должны стараться побыстрее избавиться от него, поняв, наконец, что такова воля партии.

Генеральная линия партии требует творческого развития теории и практики, она требует смелых поисков нового[6]:161.
27-й съезд КПСС
Время ставит вопрос о широком выходе общественных наук на конкретные нужды практики, требует, чтобы ученые-обществоведы чутко реагировали на происходящие перемены в жизни, держали в поле зрения новые явления, делали выводы, способные верно ориентировать практику. Жизнеспособны лишь те научные направления, которые идут от практики и возвращаются к ней, обогащенные глубокими обобщениями и дельными рекомендациями. Схоластика, начетничество и догматизм всегда были путами для действительного приращения знаний. Они ведут к застою мысли, мертвой стеной отгораживают науку от жизни, тормозят ее развитие. Истину обретают не в декларациях и предписаниях, она рождается в научных дискуссиях и спорах, проверяется в действии[7].

массовая религия

В массовой религии адогматизм проявляется в том, что ряд догматических понятий объявляется неопределимым и ряд основополагающих истин недоказуемым.

Ф. Достоевский полемизирует с Ренаном и Ге, утверждая, что в Евангелии «и учения-то нет, там только случайные слова, а главное, образ Христа, из которого исходит всякое учение»[8].

Для митр. Сергия (Страгородского) неудобопонятны любые отвлеченные положения и формулы[9].

У о. Павла Флоренского узость определения софистически противопоставляется полноте Божественной жизни: «Церковь есть тело Христово, „полнота (τό πλήρωμα) наполняющего все во всем“ (Еф. 1:23). Так как же эта полнота, — το πλήρωμα, — Божественной жизни может быть уложена в узкий гроб логического определения?»[10]:5-6.

В среде представителей массовой религии бытует ложное убеждение, что «в Православной Церкви не особенно сильной была и остается потребность в догматическом формулировании веры, а также в учреждении правовых авторитетов»[11]:74.

Неопределимы:

Определить в точных рациональных понятиях, что такое Православие, — невозможно. Нельзя подвести его под какие-либо определения — оно всегда будет оставаться несоизмеримо выше и шире их. Недоступно оно познанию на основании составленных теологических трактатов — менее всего оно выражается в понятиях[12].
Если Отцы… не дали определения Церкви, не сделали ее объектом богословского размышления, то это потому, что ни одна из таких дефиниций не могла вполне охватить и адекватно выразить сущностную тайну Церкви как опыта Царства Божия, как его эпифанию в «мире сем». Даже новозаветные образы Церкви — Тело Христово, Невеста Христова, Храм Духа Святого — не поддавались перетолкованию в «дефиниции»… Отцы не дали определения Церкви, ибо она, абстрагированная от опыта этой реальности, стала бы чистой формой, о которой нечего сказать по существу[13].
Неопределимость сущности Православной Церкви - вовсе не недостаток... Ее конечная иррациональность и некая «незавершенность»… это не проявление слабости или незрелости, но «незаконченность — это в конце концов сама суть Церкви с ее неисчерпаемыми глубинами»[14][11]:76.
  • Единство Церкви
В Православии единство - это длящееся событие... и, как динамическое событие, единство не поддается ни институализации, ни исчерпывающей характеристике и определению[11]:75.
  • Соборность Церкви
Православная Церковь исповедует себя соборной. Это самоопределение достаточно выяснено в его негативных аспектах как заостренное против папизма и протестантского индивидуализма. Но что означает оно в позитивном смысле? Чтобы понять, сколь затруднителен ответ на этот вопрос, вспомним, во-первых, что ни одна из богословских дефиниций «собора» до сих пор не стала общепринятой и, во-вторых, что история Православной Церкви дает несколько моделей «собора», во многом существенно отличных друг от друга[13]:188.
  • Православная церковность
Нет понятия церковности, но есть сама она, и для всякого живого члена Церкви жизнь церковная есть самое определенное и осязательное, что знает он. Но жизнь церковная усвояется и постигается лишь жизненно, — не в отвлечении, не рассудочно[10]:7.

Неопределенный смысл приписывается модернистским штампам:

Соборность рационально невыразима в понятии, не поддается объективации[15].

представители

митр. Антоний (Храповицкий), о. Иоанн Мейендорф, о. Киприан (Керн), Алексей Осипов, Владимир Соловьев, о. Павел Флоренский, Семен Франк

в словаре патологической речи

Догма, Догмат, Догматизированный, Догматизм, Догматика, Догматический, Учение

цитаты

Льюис Керролл

«Он с собою взял в плаванье Карту морей,
На которой земли – ни следа;
И команда, с восторгом склонившись над ней,
Дружным хором воскликнула: „Да!“

Для чего, в самом деле, полюса, параллели,
Зоны, тропики и зодиаки?
И команда в ответ: „В жизни этого нет,
Это – чисто условные знаки.

На обыденных картах – слова, острова,
Всё сплелось, перепуталось – жуть!
А на нашей, как в море, одна синева,
Вот так карта – приятно взглянуть!“

Да, приятно...»[16].

источники



Сноски


  1.  Елевферий (Богоявленский), митр. Об Искуплении. // Письма митр. Антонию в связи с его сочинениями «Догмат Искупления» и «Опыт Православного Катехизиса». — Париж: 1937. — С. 182-184.
  2. Двенадцатый съезд РКП(б). 15-17 апреля 1923 г. — М.: Политиздат, 1968. — С. 300. — 20 000 экз.
  3. 3,0 3,1 XX съезд Коммунистической Партии Советского Союза. 14-25 февраля 1956 года. Стенографический отчет. — М.: Политиздат, 1956. — Т. 2. — Тираж 500 000 экз.
  4. Спутник комсомольского активиста. Справочная книжка / Сост. Б. Коновалов, Ф. Улитин. — М.: Молодая гвардия, 1961. — С. 33.
  5. 5,0 5,1 5,2 Внеочередной XXI съезд Коммунистической Партии Советского Союза. 27 января — 5 февраля 1959 года. Стенографический отчет: В 2-х т. — М.: Политиздат, 1959. — Т. 1. — 250 000 экз.
  6. 6,0 6,1 Внеочередной XXI съезд Коммунистической Партии Советского Союза. 27 января — 5 февраля 1959 года. Стенографический отчет: В 2-х т. — М.: Политиздат, 1959. — Т. 2. — 250 000 экз.
  7. Материалы XXVII съезда Коммунистической партии Советского Союза. — М.: Политиздат, 1986. — С. 85. — 352 с. — 10 000 000 экз.
  8.  Достоевский, Федор. Бесы. Подготовительные материалы // Полное собрание сочинений: В 30-ти т. — Л.: Наука, 1974. — Т. 11. — С. 192. — 58–308 с.
  9.  Сергий (Страгородский), митр. Православное учение о спасении. Опыт раскрытия нравственно-субъективной стороны спасения на основании Священного Писания и творений Свято-отеческих. — Казань, 1898. — С. 7.
  10. 10,0 10,1  Флоренский, Павел о. Столп и утверждение истины // Сочинения: В 2-х т. — М.: Правда, 1990. — Т. 1. Часть I. — (Приложение к журналу «Вопросы философии»).
  11. 11,0 11,1 11,2 Тон, Николай. Единство в многообразии. Церковь в свете современной православной экклезиологии // Журнал Московской Патриархии. - 1984. - № 9. - С. 68-78.
  12.  Скурат К. Е. О Святом Православии. — М.: Православная педагогика, 2002. — С. 6.
  13. 13,0 13,1  Шмеман, Александр о. Церковь, мир, миссия: Мысли о Православии на Западе / Пер. Ю. С. Терентьева. — М.: ПСТБИ, 1996. — С. 90-91.
  14. Bulgakow, Sergius. Das Selbstbewusstsein der Kirche // Orient und Occident. - 1930. - № 3. - P. 1–22.
  15. Бердяев Н. А. Проблема человека. К построению христианской антропологии // Путь. - 1936. - № 50.
  16.  Кэрролл, Льюис. Охота на Снарка. — Рига: Рукитис, 1991. — С. 24-25.