Лженаука

Лженаука

Краткая версия

Род: Массовая культура, Массовая наука
Виды: Натурфилософия

Разновидность массовой науки. Возникает в эпоху Нового времени, когда становится возможна тотальная фальсификация сознания, когда человек добровольно выбирает в качестве своей духовной родины мир мнимости, вторую реальность, а не мир, созданный и управляемый Богом.

история

Корни современной лженауки непосредственно восходят к эпохе романтизма с натурфилософией, месмеризмом и т. п. и современны возникновению массовой религии в виде богословского модернизма и оккультного возрождения, а также массовой культуры на рубеже XVIII – XIX веков.

Натурфилософия выступает в роли прототипа всех лженаук, поскольку была вызвана к жизни стремлением найти единое объяснение фактам природы и сознания. Это не дуалистическое, а монистическое объяснение должно было превзойти своей универсальностью и динамизмом предшествующие философские и научные теории. Натурфилософия примыкает, таким образом, к одному из главных мифов Нового времени – светской мистике целого. Отсюда уже легко проследить влияние лженауки на «новый оккультизм» (например, дарвинизма – на теософию Блаватской), а во 2-й пол. XX века – взаимосвязи лженауки с движением Нью-Эйдж, массовой культурой и коммерциализацией.

Начиная с 60-х гг. XX века на науку, и прежде всего на гуманитарную, начинает оказывать фальсифицирующее воздействие философия постмодернизма. Постмодернизм подменяет истину «моделями истины», которые являются не проникновением в суть вещей, а лишь масками, прикрывающими собой стремление людей к власти. В постмодернизме получает псевдофилософское обоснование иррационализм массовой науки и лженауки, поскольку поиск истины заменяется борьбой людей между собой и разоблачением всех истин, как всего лишь человеческих конструктов.

разновидности

Лженаука затронула достаточно равномерно все отрасли современной науки, от антропологии до электротехники, и в частности, богословие, библеистику, историю, религиоведение.

В области богословия действуют такие разновидности лженауки, как богословие иконы, богословие миссии или литургическое богословие.

Следует также упомянуть такое направление немецкого католического богословия, как рейхстеология (Reichstheologie, теология Священной Римской империи), которая возникла в тех же кругах, которые развивали «литургическое богословие».

Библеистика в XIX – XX веках не только подвергалась модернистской и атеистической фальсификации, но и стала объектом расистских спекуляций об «арийском Иисусе» прежде всего со стороны Хьюстона Стюарта Чемберлена, а также протестантов Йоханнеса Мюллера, Вальтера Грундманна, католика Карла Адама, представителя «Немецкой веры» Эрнста Бергманна и др.

В последнее время началось интенсивное изучение связей между религиоведением как наукой и массовыми гностическими идеологиями и идеологическими движениями, главным образом, правыми, а также Нью-Эйдж. Здесь в поле зрения ученых попали в особенности Мирча Элиаде, а также Жорж Дюмезиль, Джозеф Кэмпбелл, Якоб Вильгельм Хауэр и др.

В последнее время была довольно хорошо исследована профашистская основа воззрений Мирчи Элиаде, а Элиаде между тем – один из первостепенных источников для модернистских обобщений в области архетипов религиозного сознания.

В лингвистике типичным примером лженауки является «новое учение о языке» Николая Марра. В фольклористике – Volkskunde (изучение фольклора немецкого народа), каковая дисциплина со времени своего основания в XVIII веке оказалась под влиянием немецкого национализма. Следует особо упомянуть «Учебно-исследовательский отдел германской культуры и местного фольклора» в Аненербе под руководством Йозефа Плассманна.

В археологии можно указать на столь же идеологически зараженное направление – «изучение германских древностей» (ältere Germanistik, или germanische Altertumskunde), которое и до прихода национал-социалистов находилось под сильным влиянием националистической мифологии.

Культурология также не осталась в стороне от инфицирования идеологиями. Здесь следует отметить «исследование древнегерманской символики» (Sinnbildforschung или Sinnbildkunde), которое возникает и исчезает вместе с национал-социализмом (20-е – середина 40-х гг. XX века). Существуют явные параллели Sinnbildforschung и символизма, богословия иконы, и в частности, учения о символе о. Павла Флоренского.

При национал-социалистах аналогичным образом оказалась фальсифицирована и рунология (Runenforschung, Runenkunde), особенно оккультистом Карлом Марией Вилигутом, приближенным Генриха Гиммлера. Основная деятельность по фальсификации в националистическом духе была проделана в рунологии еще XIX века, в частности Людвигом Вильзером. В национал-социалистической Германии рунология получила свой аналог в духе Нью-Эйдж в виде «рунической йоги», которая была вскоре запрещена и возродилась лишь после Второй Мировой Войны.

В музыкологии примером лженаучного подхода может считаться опыт «возрождения» григорианского пения в Солемском аббатстве в XIX веке .

Еще одна область, которая эксплуатирует прежде всего светскую мистику пространства, – это историческая география, где печальную известность получило «евразийство» в варианте Льва Гумилева с его антинаучной «теорией пассионарности». К этой же области можно отнести геополитику, возникшую под именем «биогеографии» у Фридриха Ратцеля. В трудах Ратцеля, Хэлфорда Маккиндера, Альфреда Тайера Мэхэна, Карла Хаусхофера возникают популярные мифы о «жизненном пространстве», о борьбе за существование в виде борьбы за пространство, о «мире как шахматной доске» и тому подобные сверхупрощения. В наше время эти же мифологические концепции развивает оккультный геополитик Александр Дугин.

Мистика пространства особенно ярко выявилась в мифе об арктической прародине ариев (Герман Вирт) и в «доктрине вечного льда» – лженаучной концепции, развивавшейся Гансом Хёрбигером в нач. XX века и позднее воспринятой национал-социалистической наукой. «Доктрина вечного льда», наряду с другими лженаучными мифами, проникла в глобальную массовую культуру благодаря книге Жака Бержье и Луи Повеля «Утро магов» (1960). В свою очередь, «Утро магов» выступает в качестве предшественника литературы Нью-Эйдж 60 – 80-х гг. XX века.

Лженаучные искажения можно наблюдать в социологии (например, социал-дарвинизм), юриспруденции (Карл Шмитт); антропологии (френология, антропосоциология, расология Ганса Гюнтера).

На рубеже XIX – XX веков психология оказалась заражена лженаучными идеями Зигмунда Фрейда и Карла Густава Юнга и не оправилась от этого до сего дня. Психоанализ и аналитическая психология оказали свое тотально фальсифицирующее воздействие буквально на все сферы гуманитарных наук, на социологию науки, политологию и т. п. Здесь следует указать на контакты с Юнгом Джозефа Кэмпбелла, Мигеля Серрано, Якоба Вильгельма Хауэра и других носителей «правой» мифологии.

В биологии стали знаменитыми такие лженаучные концепции, как теория эволюции Чарльза Дарвина, советская «мичуринская генетика» Трофима Лысенко, «живое вещество» Ольги Лепешинской.

Почвоведение в СССР оказалось поражено холистической теорией «единого биологического почвообразовательного процесса» Василия Вильямса.

фальсификации

Лженаука и массовая наука необходимо порождают фальсификации, так как в новой науке вопрос о достоверности оказался оторван от догматической теоретической истины. Факты подлежат фактической же проверке, что создает цепь все меньшей достоверности фактов. В отличие от античности и Средневековья, где главенствовали теория и догматика, в Новое время фальсификация факта приобретает огромное практическое значение, опровергает или доказывает теории.

К историческим подделкам принадлежат «Песни Оссиана», рукопись «Ура-Линда», Краледворская и Зеленогорская рукопись, «Велесова книги». К области подделок следует отнести модернистский лозунг «lex orandi est lex credendi», якобы существовавший в качестве общепринятой формулы в древней Церкви.

Научные фальсификации служат идеологиям, они связаны с массовой культурой, с новой организацией музейного дела, а также обеспечивают «научный» базис для оккультных движений.

Целая группа фальшивок связана с пропагандой дарвинизма. Сюда можно отнести «биогенетический закон» Геккеля, Пилтдаунского человека, аферу «Археораптора» (1999). Следует отметить, что научные фальсификации Трофима Лысенко, Геворга Бошьяна, Ольги Лепешинской и др. «мичуринских генетиков» происходили не только от фундаментальной нечестности, но и от низкой образованности и плохого лабораторного оборудования. Фальсифицированный «биогенетический закон» Геккеля послужил, в свою очередь, опорой для фантазий Зигмунда Фрейда на темы подсознания и детской сексуальности.

К числу антропологических фальшивок можно отнести сочинение Маргарет Мид «Coming of Age in Samoa» (1928), сенсацию 1958 со «снежным человеком», новейшую историю с племенем Tasaday и т. п.

Примером соединения массовой науки, массовой культуры, лженауки и оккультизма являются сочинения Карлоса Кастанеды, чье первое сочинение «Учение дона Хуана: Путь знания индейцев яки» было опубликовано издательством Калифорнийского университета (1968).

В качестве обратного факта приведем известное дело Алана Сокаля, который направил статью с заведомо фальсифицированными данными и абсурдными тезисами в постмодернистский научный журнал «Social Text». Сокаль намеревался показать отсутствие каких-либо научных критериев в постмодернистской науке, что ему и удалось: практически безумная статья «Преступая границы: К вопросу о трансформативной герменевтике квантовой гравитации» успешно прошла через редактора «Social Text» и была опубликована в 1996.

лжеученый как новый человек

Лженаука естественно воплощается в лжечеловеке. В последние века неоднократно встречаются разносторонние личности, сочленяющие в своем мировоззрении мнимую религиозность, научный экспериментальный метод и архаические оккультные суеверия. Фигуры Джордано Бруно, Гёте или о. Павла Флоренского приобретают ключевое значение в оккультно-научном мировоззрении Нового времени, внушая мнимую надежду на будущее преображение вселенной.

Новый человек стремится использовать лженауку для уничтожения, овладения или перековки «старого человека». Здесь приходит на память идеологический отсев через психотехнические сита, предлагавшийся о. Павлом Флоренским в его курсе «Электротехническое материаловедение» (1931 – 1932), а также магическая лаборатория московских розенкрейцеров, устроенная рядом с расстрельными подвалами Лубянки для восстановления «древнего посвящения» путем овладения «астральными планами» и подчинением себе «элементалей» . Отсюда недалеко до самого бесчеловечного проявления лженауки и массовой науки – опытов на людях в концлагерях, лоботомии, испытаний ЛСД на не подозревающих об этом людях.

лженаука и массовая наука

Лженаука представляет собой подлинно всеобщую «вторую» науку. Наряду с откровенной лженаукой типа «мичуринской генетики», которая не имела под собой твердого научного фундамента, лженаука может быть почти неотличимой от науки подлинной. Так, опыты над людьми в «Институте научных исследований целевого военного значения» Аненербе были вполне научными по своей методике и целям.

Лженаука – это не антинаука, не контр-наука, а частный случай массовой науки, поставленной на службу гностическим идеологиям. В этом смысле лженаука, скорее, паразитирует на массовой науке, нежели ее отрицает или борется с ней.

Конкретная лженаука может иметь, а может не иметь научную основу. Но непременным ее свойством является то, что она существует в рамках того или иного идеологического мифа: мифа о прогрессе, развитии, единстве, равенстве, о борьбе за существование, о выживании сильнейшего и т. п.

Полезно будет указать общие места массовой науки и лженауки.

мистика времени

Для богословского модернизма, в особенности Одо Казеля, о. Александра Шмемана и вообще литургического богословия, характерно обращение к доистории, предыстории Христианства, причем к предыстории, принадлежащей не к области фактов, а к области архетипов. Лжеученому свойственна сверхчеловеческая дальнозоркость, которая прозревает быт «ранней Церкви», более древней и авторитетной, нежели сама Церковь Нового Завета.

В попытке овладеть прошлым лженаука также обращается к доисторическому и надисторическому: к мифологии, исследованию древних или/и «инопланетных» цивилизаций. Сюда же относятся и приемы исследования бессознательного и подсознательного у Зигмунда Фрейда и архетипы Карла Густава Юнга.

К революционным и одновременно архаизирующим проектам принадлежала национал-социалистическая и вообще немецкая националистическая наука. В частности, следует вспомнить первого руководителя Аненербе Германа Вирта с его нордической «прарелигией» (Urreligion), «духом пра-религии» (Geistesurreligion), «пра-Европой» (Ur-Europa), «пра-символикой» (Ursymbolik),«пра-смыслом» (Ursinn). Достаточно перечислить названия его работ, вышедших после падения национал-социалистического режима: «Um den Ursinn des Menschseins. Die Werdung einer neuen Geisteswissenschaft» (1960); «Führer durch das Ur-Europa-Museum mit Einführung in die Ursymbolik und Urreligion» (1975); «Europäische Urreligion und die Externsteine» (1980).

Такого рода архаизирующие проекты носят довольно отчетливый антихристианский характер, поскольку в них смыкается понимание Христианства в языческом смысле, а язычества – в христианском. Так, Герман Вирт «исследовал» пракультуру Туле и обнаруживал в культуре мегалитов языческого «Спасителя» (Heilbringer), сына неба и матери-земли.

Влиятельный русский символист Вячеслав Иванов описывает дионисические оргии, подчеркивая их якобы христианское содержание, а говоря о христианском культе, указывает на дионисические, то есть неоницшеанские в случае Вячеслава Иванова, мотивы .

Антихристианская механика мысли Вячеслава Иванова оказала огромное влияние на православный богословский модернизм и продолжает оказывать до сего дня. Так, например, о. Павел Флоренский в своем курсе лекций «Очерки по философии культа» (1918) «по сути дела стирает всякое различие между религиозным сознанием язычества и религией Божественного Откровения. Из некоторых общетеоретических посылок выстраивается философия (всякого!) культа, в том числе и христианского, а само Евангелие выступает в качестве подтверждения истинности платонизма» . Аналогичным образом литургическое богословие Одо Казеля усматривало истоки Евхаристии в языческих мистериях.

Как указывал один из критиков марризма, «яфетидология» Н. Я. Марра «в своих целеустановках подобна фантастическому сводчатому мосту, который одним концом упирается в прошлое (главным образом в отдаленное прошлое), а другим – в отдаленное будущее, причем высшая точка этого моста каждый раз приходится над современностью... Причина в конечном счете в том, что яфетидология страдает органическим пороком – неестественной дальнозоркостью. Она смотрит или в палеонтологические сумерки прошлого или в манящие дали будущего» .

Историк филологии В. М. Алпатов справедливо усматривает, что такая опора на «пра-историю» делала утверждения Н. Я. Марра неуязвимыми. Никто из критиков не мог опровергнуть идей Марра, но «не всегда при этом замечалось, что и доказать эти умозрительные построения нельзя. Для построения таких теорий были нужны лишь фантазия и умение высказываться категорично, а в этом Марру не было равных. Рассуждая о языке доисторических эпох, Марр объяснял неизвестное через другое неизвестное» ^:43.

Таким образом лжеученый успешно скрывается «в сумерках доистории» .

мистика пространства

Мистический глобализм «всего мира» является одной из идеологических основ Нового времени, когда эпоха Великих географических открытий показала одновременно бесконечность и замкнутость мира, дав тем самым ход посюсторонним мистическим спекуляциям относительно «всего» чудесного мира, «живой планеты», «всего» мира насилья, «всего» мира свободы и т. д. Такая наука за счет своих гностических корней плавно переходит от обожания космоса к его разрушению, от овладения природой к ее новотворению и обратно.

мистика полноты

Холистический миф в гуманитарных и социальных науках и лженауках выражается прежде всего в представлении об органическом единстве народа, каковое единство служит всеобъясняющим и утвержденным на себе самом принципом. В социальных науках, начиная с Тюрго, мы встречаем «массу», народ, коллектив, «дух народа» без необходимого уточнения, что непосредственное исследование такого общего духа народа совершенно невозможно.

Примерами холизма является не только «дух народа» (Volksgeist), но и социал-дарвинизм и национал-социалистическая расология Ганса Гюнтера, и «единый биологический почвообразовательный процесс» Василия Вильямса, и учение Мирчи Элиаде, не отделявшего миф от исследования мифа, и наконец это Фрейд, не проводящий принципиальной границы между мыслями пациента и теми идеями, которые ему внушает психотерапевт.

Тот же миф отразился и в принципах организации советской массовой науки, когда дело науки становится «посильным для любого человека, в лучшем случае проявляющего любознательность и смекалку, а в худшем просто командированного „грызть гранит науки“. „Творчество масс“, „Инициатива миллионов“ – эти и подобные им лозунги стали знамением времени. Особенно активно пропаганда привлечения в науку лиц с недостаточным образованием, с отсутствием данных к продуктивному творчеству, но подходящих с точки зрения классового происхождения и лояльного поведения, развернулась при Сталине» ^:239.

антитеоретизм

Еще одним общим местом для науки и лженауки является антитеоретизм. Как идеологическое явление, массовая наука с ее магическими корнями дала человеку свободу в теории, а также свободу от теории. Здесь практика становится критерием истины, но, с другой стороны, истина определяет то, какова должна быть практика. Новая массовая наука, как и массовая политика, попадает в методологический уроборос: истина – это иное название той же практики, а практика – синоним истины, так что становится окончательно непонятно, что, чем и как поверяется и проверяется.

И. К. Кусикьян верно отмечал практическую, антитеоретическую направленность марризма: «Вся теоретическая работа Н. Я. Марра направлена в одну точку: она хочет дать новую базу для практики» . Трофим Лысенко заявлял в 1934: «Я за генетику и селекцию, я за теорию, но за такую теорию, которая, по выражению товарища Сталина, „должна давать практическую силу ориентировки, ясность перспектив, уверенность в работе, веру в победу“... Вот почему я был против, а в настоящее время еще в большей мере против той генетики, которая безжизненна, которая не указывает практической селекции ясной и определенной дороги» ^:75.

уверенность помимо веры

Необходимо отметить характерное для новой науки сочетание скептицизма с мистицизмом. Религиоведы типа Мирчи Элиаде, а вслед за ним и богословы-модернисты, не веруют в подлинное сверхъестественное и духовное, но они симулируют таковую веру, придавая смысл обрядам, и смысл чисто посюсторонний. Для такого рода исследователей миф, как и религия, – это ложь, но ложь полезная, имеющая значение для нас. Так проявляется в науке и лженауке свойственный идеологиям искусственный оптимизм, «воля к вере». Вера же, а не воля к вере присутствует всегда рядом с идеологом, но никогда в его душе.

Как и Элиаде, о. Александр Шмеман «наполняет христианским смыслом» любую ересь и магическую нелепость: «С незапамятных времен люди чувствовали в волосах наличие „маны“, сосредоточение в них силы и энергии человека... Поэтому христианский обряд пострижения волос (который, помимо чинопоследования Крещения, встречается в пострижении в монашеский чин и в посвящении в чтецы, то есть в члены клира) не должен рассматриваться как один из многих других „освященных древностью“ обрядов, совершаемых неизвестно почему и принимаемых в качестве неотъемлемой части нашего „наследия“. В Церкви все всегда действительное, настоящее. Каждый символический акт символичен именно потому, что он являет саму Реальность, те глубочайшие и „неизреченные“ ее пласты, с которыми мы общаемся посредством символов и обрядов» .

Верит ли о. Александр Шмеман в существование «маны»? Верит ли Мирча Элиаде в «совпадение противоположностей»? Верит ли Мирча Элиаде в созданную им концепцию «вечного возвращения»? Ответом будет: и да, и нет. Лжеученый симулирует веру, пытается представить себя самого верующим в миф и признается себе в этом самообмане.

В данном случае мы наблюдаем характерный лжемиссионерский прием «включенного наблюдения», когда антрополог принимает обычаи и верования исследуемого им племени. Основателями метода «включенного наблюдения» сегодня со всем основанием считают не непосредственных изобретателей – Фрэнка Кашинга и Бронислава Малиновского – но католического лжемиссионера в Китае иезуита Маттео Риччи (1552 – 1610) и христианских пиетистов XVII века .

патологическая речь

И новая наука, и лженаука, хотя, возможно, и не в равной мере, отдают должное неопределенности и патологической речи.

Отмечается, что Н. Я. Марр «не оставил и, вероятно, не мог оставить сколько-нибудь связного и последовательного изложения своей теории, хотя количество его сочинений в последнее десятилетие жизни очень велико. Идеи яфетической теории с бесконечными вариациями разбросаны по текстам пяти томов его трудов. Единственная попытка изложить „новое учение“ студентам, так называемый бакинский курс (1926), открывающий второй том трудов Марра, был забракован самим автором, не позволявшим печатать его при жизни» ^:34–35.

У главного представителя движения литургического обновления Одо Казеля идея Таинства представляется не только ложной и кощунственной из-за сравнения с языческими мистериями, но еще и настолько расплывчатой, что может служить субстратом для любых идеологем: от национал-социалистических до либеральных. Такая расплывчатость служит развязыванию рук для деятельности в мире сем и поэтому считается проявлением «живой веры».

В. Р. Вильямс, метко прозванный современниками «коммуноидом», прямо выдвигает идеологическую патологическую речь как основу науки: «Стахановцы доказали не „торжество агрохимии“, а силу диалектики, утверждающей необходимость комплексного воздействия на все факторы жизни растений (в том числе и на элементы минеральной и азотной пищи), воздействия, устойчиво достигаемого в широких масштабах только в травопольной системе земледелия» .

Алпатов анализирует патологическую речь Николая Марра: «Чем дальше, тем все более непредсказуемыми становятся фантазии Марра. Длиннейшие фразы со многими придаточными, где одна мысль беспорядочно сменяется другой, отсутствие элементарной логики – это все меньше похоже на нормальное научное творчество. См., например, такой вполне обычный для Марра пассаж (1927 г.): „Часть речи, ныне самая отвлеченная и самая практическая, в начале самая вещественная и самая научно-философская, – числительные связаны со всеми сторонами созданной трудовым процессом «человечности», или подлинного мирового, а не классового, да еще школьно надуманного гуманизма, со всеми творческими начинаниями человечества как в области материально-жизненных потребностей, так не менее непреоборимых ныне в их самодовлеющем устремлении умозрительных исканий правды. Числительные переживали ударные моменты своего развития от общественности эпох с великими достижениями. Прежде всего сознание этапов последовательной связанности не одной смены дня днем, получившего свое округление с течением времени сначала в пяти, затем в семи днях, не одного года, с последовательностью месяцев, в его круговращении по сезонам, а вообще непрерывно и бесконечно текущего или двигающегося времени, как двигается по двух- или четырех-сезонным делениям года также бесконечно видимое пространственное небо со всеми его неразлучными спутниками, светилами дня и ночи, это в целом мерило одинаково и времени, и пространства, так же как по палеонтологии речи «небо» оказалось означающим в первобытной речи «время» и «пространство»“.

Рассказ о числительных вдруг превращается в рассуждения о членении времени, а затем о небе; все это перебивается политическими рассуждениями. Скорее мы имеем дело с камланием шамана, чем с научной статьей»^:75.

Патологическое говорение имеет идеологическую тенденцию, как указывает В. М. Алпатов: «При всей бессистемности высказываний позднего Марра в них есть несомненная последовательность. О чем бы ни говорил Марр, он постоянно проводил некоторые идеи. Одни из них имели квазинаучный характер: постоянное выискивание во всем яфетических истоков, связей с тотемами, с первобытными представлениями о космосе и т. д. Другие выходили за пределы науки: апелляции к народным массам, к угнетенным народам (то и другое связывалось с яфетическим элементом), клеймение старой науки и старого мышления, требование революционного взрыва во всех областях жизни и пр. Цитатничество и призывание на помощь высших авторитетов, упоминание текущих политических событий, постоянное использование актуальной для своего времени лексики вроде „нацмены“, „выдвиженцы“, „культработа“, особенно изощренное при оценке противников: „потуги“, „рабы“, „рынок с тухлым товаром“, „пророческие каркания и шипения“, „злостные предрассудки“, „абсолютно ненужный, вредный багаж“, „преступное действие оппортуниста“, „раболепие мысли“, „расовое ожесточение“, „буржуазно-классовая лазейка“, „миазмы застоя“, „спертый воздух“, „наследственная косность“, „паскуднейший нигилизм“, „маги хулений“, „вредоносность“, „идеологическое убожество“, „идеологическая реставрация прошлого“, „покаянные декларации загнанных в тупик“, „борющиеся вредительские разновидности капиталистического идеализма и национализма“ и т. д. и т. п. – все это, обильно представленное в поздних сочинениях Марра, имеет четкую и конкретную направленность. Марр, по-видимому, не только верил в создаваемый им миф, но и вполне целенаправленно добивался его господства в науке» ^:77–78.

По подсчетам Вл. Б. Шкловского, до 1927 года Н. Марр ввел ок. 160 новых терминов.

уход от преследования

И в науке, и в лженауке постоянно возникает мотив власти, преследования и ухода от преследования.

В 1928 в связи с сорокалетием научной деятельности Марра марксистский идеолог и лжеученый М. Н. Покровский заключал: «Теория Марра еще далека от господства, но она уже известна всюду. Уже всюду ее ненавидят. Это очень хороший признак. Марксизм всюду ненавидят уже три четверти столетия, и под знаком этой ненависти он все более и более завоевывает мир. Новая лингвистическая теория идет под этим почетным знаком, и это обещает ей, на ее месте, в ее научном кругу, такое же славное будущее» ^{: 83}.

источники

•  Александров В. Я. Трудные годы советской биологии. Записки современника. — СПб.: Наука, 1993.
•  Алпатов, Владимир. История одного мифа. Марр и марризм. — М.: УРСС, 2004.
•  Вершилло, Роман. Гностицизм в ЖМП, науке и религии // Антимодернизм.ру. — 2011
•  Вершилло, Роман. Мировоззрение протоиерея Александра Шмемана. — М.: Антимодернизм.Ру, 2015.
•  Иванов, Вячеслав Дионис и прадионисийство. — СПб.: Алетейя, 1994.
•  Иванов, Вячеслав. Религия Диониса // Вопросы жизни. — 1905. — № 7
•  Ленель-Лавастин, Александра. Забытый фашизм. Ионеско, Элиаде, Чоран / Пер. Е. П. Островской. — М.: Прогресс-Традиция, 2007.
•  Ломанов, Владислав. Логика о. Павла Флоренского // Антимодернизм.ру.  — 2015. — 19 января
•  Ломанов, Владислав. Математические воззрения отца Павла Флоренского // Антимодернизм.ру.  — 2013. — 03 декабря
•  Медведев, Жорес. Взлет и падение Лысенко. — М.: Книга, лтд., 1993.
•  Сумерки лингвистики. Из истории отечественного языкознания. Антология / Ред. В. П. Нерознак. — М.: Academia, 2001.
•  Писаржевский, Олег. Прянишников. — М.: Молодая гвардия, 1963. — С. 217.
•  Поповский, Марк. Управляемая наука. — London: Overseas publ. interchange ltd., 1978.
•  Сойфер, Валерий. Власть и наука. История разгрома генетики в СССР. — Tenafly, NJ: Эрмитаж, 1989.
•  Сойфер, Валерий. Красная биология. Псевдонаука в СССР. — М.: Московский психолого-социальный инстиут; Флинта, 1998.
•  Arvidsson Stefan. Aryan idols. Indo-European mythology as ideology and science. — Chicago: University of Chicago press, 2006.
•  Bergeron, Katherine. Decadent enchantments. The revival of Gregorian chant at Solesmes. — Berkeley: University of California Press, 1998.
•  Cioffi, Frank. Freud and the question of pseudoscience. — Chicago: Open Court, 1998.
•  Colavito, Jason. Charioteer of the Gods. An Investigation into H. P. Lovecraft and the Invention of Ancient Astronauts // JasonColavito.com. — 2004
•  Colavito, Jason. The cult of alien gods. H. P. Lovecraft and extraterrestrial pop culture. — Amherst, N.Y: Prometheus Books, 2005.
•  Corbey Raymond. Freud's phylogenetic narrative // Alterity, identity, image. Selves and others in society and scholarship. — Amsterdam, Atlanta: Rodopi, 1991.
•  Crews Frederick C. Follies of the wise. Dissenting essays. — Emeryville, CA: Shoemaker & Hoard, 2006.
•  Crews Frederick C. The memory wars. Freud's legacy in dispute. — London: Granta Books, 1995.
•  Crews Frederick C. Unauthorized Freud. Doubters confront a legend. — New York, N.Y., U.S.A: Viking, 1998.
•  Ellenberger Henri F. The discovery of the unconscious. The history and evolution of dynamic psychiatry. — New York: Basic Books, 1970.
•  Gardner Martin. Fads and Fallacies in the Name of Science. — New York: Dover, 1957.
•  Gilbert Hugh. Odo Casel: prophet and mystagogue. Liturgy & Sacraments // 2009. — 26 мая
•  Godwin Joscelyn. Arktos. The polar myth in science, symbolism, and Nazi survival. — Kempton, IL: Adventures Unlimited Press, 1996.
•  Grünbaum Adolf. The foundations of psychoanalysis. A philosophical critique. — Berkeley: University of California Press, 1984.
•  Hayek Friedrich August von. The counter-revolution of science: Studies on the abuse of reason. — The Free Press of Glencoe Collier-Macmillan Limited. — London, 1955.
•  Jakelic Slavica, Pearson Lori. The future of the study of religion. Proceedings of Congress 2000. — Leiden, Boston, MA: Brill, 2004.
•  Junginger Horst. The study of religion under the impact of fascism. — Leiden, Boston: Brill, 2008.
•  Koertge, Noretta. House Built on Sand. Exposing Postmodernist Myths About Science. — Oxford University Press, 1998.
•  Kremencov, Nikolai. Revolutionary experiments. The quest for immortality in Bolshevik science and fiction. — New York: Oxford Univ. Press, 2014.
•  Kremencov, Nikolai. Stalinist science. — Princeton University Press, 1997.
•  Lovejoy, Arthur. The great chain of being. A study of the history of an idea. — Cambridge, MA: Harvard University Press, 2001.
•  Lovejoy, Arthur. The revolt against dualism. An inquiry concerning the existence of ideas. — Chicago: Open Court, 1930.
•  Lustig Abigail, Richards Robert J., Ruse Michael. Darwinian heresies. — Cambridge, New York: Cambridge University Press, 2004.
•  Machen J. Gresham. Mensch und Gott, 1921 // The Princeton Theological Review. — 1922. — P. 327–329.
•  Macmillan, Malcolm. Freud evaluated. The completed arc. — Cambridge, Mass: MIT Press, 1997.
•  Marks, John. The search for the «Manchurian candidate». The CIA and mind control. — New York: Times books, 1979.
•  Mees Bernard. The science of the swastika. — Budapest, New York: Central European University Press, 2008.
•  Miller R. A. Japan's modern myth. The language and beyound. — New York, 1982.
•  Pietikainen, Petteri. The Volk and Its Unconscious: Jung, Hauer and the «German Revolution» // Journal of Contemporary History. — 2000. — № 35 (4). — P. 523–539
•  Pigliucci Massimo, Boudry Maarten. Philosophy of pseudoscience. Reconsidering the demarcation problem. — Chicago, London: University of Chicago Press, 2013.
•  Sardan Jean-Pierre Olivier de. Occultism and the Ethnographic «I»: The Exoticizing of Magic from Durkheim to 'Postmodern' Anthropology // Critique of anthropology. — 1992. — № 12 (1). — P. 5–25
•  Shapin Steven, Schaffer Simon. Leviathan and the air-pump. Hobbes, Boyle, and the experimental life. — Princeton: Princeton University Press, 1985.
•  Sokal Alan D. Beyond the hoax. Science, philosophy, and culture. — Oxford, New York: Oxford University Press, 2008.
•  Sulloway Frank J. Freud, biologist of the mind. Beyond the psychoanalytic legend . 1st ed. — Cambridge, Mass: Harvard University Press, 1992..
•  Svetlikova, Ilona. The Moscow Pythagoreans. Mathematics, mysticism, and anti-semitism in Russian culture and literature. — Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2013.
•  Thorndike Lynn. A history of magic and experimental science. 2 volumes. — New York: Macmillan, 1923.
•  Valenstein, Elliot. Better Living Through Lobotomy. What can the history of psychosurgery tell us about medicine today? // Stay free! — 2005. — 23 июня
•  Yates Frances Amelia. Giordano Bruno and the Hermetic Tradition. — London: Routledge and Kegan Paul, 1964.
•  Yates Frances Amelia. The Rosicrucian enlightenment. — London, New York: Routledge, 2002.

---

Сноски

---