Реабилитация плоти

Материал из Два града
(перенаправлено с «Искупление плоти»)
Перейти к: навигация, поиск
Реабилитация плоти
La-Femme-Libre-1-1832-b.jpg
Тип: лозунг
Направление: сен-симонизм
Свойства: иносказательная речь

оправдание плоти, искупление плоти, réhabilitation de la chair, святость материи, правда о земле (1831) - аморалистский, антиаскетический лозунг. Служит для риторического преодоления разрыва между телом и душой. Первоначально в сен-симонизме, затем в декадентстве (с сер. XIX века), религиозном модернизме кон. XIX начала XX века. В настоящее время входит в кодекс модернистской ортодоксии. Созерцательный аналог: мистический анархизм.

идеология

сен-симонизм

Впервые у сен-симониста Анфантена (Religion Saint-Simonienne).

«Проблема дуализма души и тела заботила Сен-Симона. В религии сен-симонизма, созданной его последователями, этот ход мыслей породил один из самых знаменитых штампов. Они верили в „реабилитацию плоти“. Плоть более не следует умерщвлять и распинать. Напротив, нужды плоти следует уважать»[1].

В нач. 1830-х гг. ученик Сен-Симона Анфантен основывает общину на принципах свободного труда и культа половой любви.

В понятие реабилитации плоти у сен-симонистов входил и труд, понимаемый как явление религиозного порядка[2].

Александр Герцен

Согласно Г. Шпетту, «идею оправдания или искупления плоти, réhabilitation de la chair, Герцен толковал как новую религию, религию жизни и красоты, пришедшую на смену религии смерти и самоотречения. Эта идея восстанавливала гармоническое единство человека, расстроенное догматами традиционной веры, и наводила самого человека на мысль о себе, как существе цельном, а не составленном из двух разнородных стихий. До конца, до последних дней Герцена идея человека цельного, живого и единого остается центральным, твердо устойчивым пунктом его философского мировоззрения. И когда сам Герцен свидетельствует о том, что сенсимонизм лег в основу его убеждений и неизменно остался в существенном[3]:162, то нельзя не видеть, что этим существенным был только человек - живой, страдающий и отстаивающий свои права на жизнь»[4]:4.

Сен-симонистское «искупление плоти» обсуждается в «Былом и думах»:

Торжественно и поэтически являлись середь мещанского мира эти восторженные юноши с своими неразрезными жилетами, с отрощенными бородами. Они возвестили новую веру, им было что сказать и было во имя чего позвать перед свой суд старый порядок вещей, хотевший их судить по кодексу Наполеона и по орлеанской религии.

С одной стороны, освобождение женщины, призвание ее на общий труд, отдание ее судеб в ее руки, союз с нею как с ровным.

С другой – оправдание, искупление плоти, réhabilitation de la chair!

Великие слова, заключающие в себе целый мир новых отношений между людьми, – мир здоровья, мир духа, мир красоты, мир естественно-нравственный и потому нравственно чистый. Много издевались над свободой женщины, над признанием прав плоти, придавая словам этим смысл грязный и пошлый; наше монашески развратное воображение боится плоти, боится женщины. Добрые люди поняли, что очистительное крещение плоти есть отходная христианства; религия жизни шла на смену религии смерти, религия красоты – на смену религии бичевания и худобы от поста и молитвы. Распятое тело воскресало, в свою очередь, и не стыдилось больше себя; человек достигал созвучного единства, догадывался, что он существо целое, а не составлен, как маятник, из двух разных металлов, удерживающих друг друга, что враг, спаянный с ним, исчез.

Какое мужество надобно было иметь, чтоб произнести всенародно во Франции эти слова освобождения от спиритуализма, который так силен в понятиях французов и так вовсе не существует в их поведении[3]:161-162.

Николай Чернышевский

Проповедник раскрепощения личности в духе реабилитации плоти, которая для него является средством социальной организации.

«Реакционеры, враждебные эмансипации женщины, как и раскрепощению личности вообще, инсинуировали, будто Чернышевский в „Что делать?“ проповедует так наз. „свободную любовь“. Разумеется, это клевета или органическая неспособность понять психологию новых свободных людей»[5]:37.

Для Чернышевского безнравственность оправдывается тем,что она есть проявление коллективизма:

Совместная жизнь (в романе «Что делать?». - Ред.) — эмоционально, физически и экономически (обе четы живут в одном доме и ведут совместное хозяйство) — создает гармонию и благословенное состояние целостности, которые недостижимы ни при каком другом устройстве человеческих отношений. И в отличие от «Новой Элоизы», гармония не нарушается дальнейшим ходом событий.

Чернышевский видел в таком устройстве человеческих отношений прообраз нового социального устройства, гармонический рай на земле, основанный на приложении принципа коллективизма ко всем областям человеческой жизни, личной и общественной, — что продемонстрировано в Четвертом сне Веры Павловны, в картине коммунального устройства будущего общества... принцип коллективизма имел твердый психологический фундамент: общественная гармония рассматривалась как продолжение гармонии семейной, которая, в свою очередь, была результатом практической реализации идеи о том, что любовь — опосредованное чувство — имела, по своему существу, коллективистскую природу[6]:134.

массовая религия

Тема оправдания плоти возникает уже у Ф. Достоевского и Владимира Соловьева:

Будучи вполне человеком, Христос имеет в себе не один только чисто человеческий элемент (разумную волю), но и природный материальный элемент: Он не только во-человечился, но и воплотился[7].

— Владимир Соловьев

Собственно идея (группы авторов журнала «Новый путь». - Ред.) (как и тема наших споров с церковью) была всегда одна: Бог и мир; равноценность, в религии, духа и плоти[8].

— Зинаида Гиппиус. Задумчивый странник. О Розанове

В форме дискуссии о «святой плоти», о «судьбах плоти» и о равночестности плоти и духа тема реабилитации плоти возникает в ходе Религиозно-философских собраний 1901 - 1903 гг. (РФС) и вообще в сочинениях представителей нового религиозного сознания[9]:23.

В ходе РФС В. А. Тернавцев утверждал: «Проповедники Русской Церкви… в христианстве видят и понимают один только загробный идеал, оставляя земную сторону жизни, весь круг общественных отношений пустым, без воплощения истины»[10]:7. Между тем, как правильно отмечал В. Тернавцев, неверующую «интеллигенцию, как таковую, верою потустороннего будущего, проповедью одного только загробного иделала не возьмешь. Она способна открыться лишь вере настоящего»[10]:8, то есть вере в видимое. Тернавцев заключал: «Для всего христианства наступает пора не только словом в учении, но делом показать, что в Церкви заключается не один загробный идеал. Наступает время открыть сокровенную в христианстве правду о земле — учение и проповедь о христианском государстве»[10]:19.

Этот доклад В. Тернавцева, по отзыву З. Н. Гиппиус, «очень определенно выразил одну из главнейших идей Д. Мережковского о христианстве, а именно — воплощении христианства, об охристнанении земной плоти мира, как бы постоянном сведении неба на землю»[11].

На тех же РФС Д. С. Мережковский заявлял: «Земля имеет свой идеал, подобно тому, как „Плоть“ имеет значение самостоятельное, а не подчиненное по отношению к Духу»[10]:27.

В новом религиозном сознании «плоть» есть, с одной стороны, совершенно реальная плоть участников религиозной революции, каждого конкретно и всех их вместе[9]:37, а с другой, - собирательное понятие: откровение о земле, освященной общественности, религиозном смысле культуры; плоть это мир, космос, земля, пол, науки и искусство[9]:49.

З. Н. Гиппиус откровенно заявляет о своих личных расхождениях с Христианством:

Истинно монашествующие... истинно проникнуты злобой против плоти. Эта злоба со строгой последовательностью вытекает из религии, как она понята ими...

Теперешний строгий последователь этой религии должен с омерзением взирать на свое тело, как на ненужную, хлопотную и вредную вещь, с проклятием отвергнуться от всякого хлеба телесного - науки, искусства, культуры, общественности, денег - и только ускоряет разрушение плоти. И если бы сейчас все люди обратились в христианскую религию, как она теперь понята, приняли бы ее неотступно и полно - смерть пришла бы раньше конца, земля стала бы необитаемой, и не по воле Пославшего нас, а по нашей собственной воле. Но человек еще жив и любит то, что он жив...

Я верю, что мои жизненные заботы о прокормлении, о жене, мои веселья, моя радость от искусства, моя работа, моя служба - необходимы, верны, что они - добро; если я не буду верить - то не могу ни служить, ни есть, ни радоваться. А между тем, мне велят лежать на полу и каяться в заботах, в радостях, в еде[12].

— Зинаида Гиппиус. Хлеб жизни

Светское подвижничество оказывается ближе к тому, чтобы войти в религиозно-общественное тело, нежели Церковное Христианство: «К соединению Святого Духа со Святою Плотью ближе несвятая плоть внехристианского человечества, чем бесплотная святость христианства»[13]. «Святая плоть» - то же, что не святая, потому что ее реабилитация является чисто риторической, но полезной для борьбы с ересью жизни, то есть с православным Христианством.

В качестве «основного убеждения русского религиозного мышления» Николай Зернов указывает «признание потенциальной святости материи, единства и священности сего творения и призвание человека соучаствовать в его конечном преображении».

Николай Арсеньев приветствует в 1925 г. «тенденцию нового времени — стремление к живому, конкретному, объективному, к живой великой органической жизни целого, сознание метафизической ценности мира и красоты мира, восторг перед просторами великой жизни мировой, в которой укоренено и наше „я“, пафос космического, конкретного, органического живого, пафос реабилитации материи и природы — эти тенденции нового времени, глубоко законные и неискоренимые из глубин человеческого духа, но проснувшиеся теперь с особой силой, находят себе выражение и в новой виталистической окраске естествознания, и в органической философии Driesch’a и в учениях различных последователей Bergson’a, и в ярко-космическом чувстве новой поэзии и — с особенной силой в так называемой Jugendbewegung (Немецкое молодежное движение. — Ред.) с ее стремлением реабилитировать и идейно, нравственно освятить значение тела и видимой природы. Эти естественные тенденции человеческого духа идут навстречу тому, что можно назвать „христианским реализмом“ и что есть исконная черта Христианства»[14].

Валентин Свенцицкий
«Христианское братство борьбы» имеет целью активное проведение в жизнь начал вселенского христианства. Эти начала, введенные вселенским историческим христианством в сферу индивидуальной жизни, до сих пор не были сознательно положены в основу общественных отношений. В общественных отношениях до сих пор осталась нераскрытой «правда о земле», лежащая в самой сущности христианского учения. Раскрыть эту правду и действенно осуществлять вселенскую правду Богочеловечества во всемирно-историческом процессе и есть общая задача «Братства»[15].
о. Александр Шмеман
Во Христе страдание не «устраняется», а преображается в победу и в этой победе — единственное истинное исцеление. В мире сем всегда будут страдания, горе, испытания. Но Христос сказал: «Мужайтесь, Я победил мир» (Ин. 16:33). И в том первый и самый глубокий смысл этой победы, что осмысленным стало само страдание, подвигом, усилием, преображением. Страданию дано было стать знаком, таинством, свидетельством той победы, в которой видимое поражение человека, умирание его, становится путем к жизни[16].

— о. Александр Шмеман

см. также

источники



Сноски


  1.  Gray, Alexander. The Socialist tradition. — L.: Longmans Green, 1946. — P. 161.
  2. Застенкер Н. Сен-Симон // Философская энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1967. Т. 4. С. 586.
  3. 3,0 3,1  Герцен, А. И. Былое и думы. 1852-1868 // Собрание сочинений: В 30-ти т. — М.: Академия наук СССР, 1956. — Т. 8.
  4.  Шпетт, Г. Г. Философское мировоззрение Герцена. — Петроград: Колос, 1921.
  5.  Стеклов, Ю. М. Н. Г. Чернышевский, его жизнь и деятельность (1828 - 1889). — СПб.: тип. т-ва «Общественная польза», 1909.
  6.  Паперно, Ирина. Семиотика поведения. Николай Чернышевский - человек эпохи реализма = Paperno, Irina. Chernyshevsky and the age of realism. A study in the semiotics of behavior. Stanford, Calif: Stanford University Press, 1988 / Авторизованный перевод с английского Т. Я. Казавчинской. — М.: Новое литературное обозрение, 1996.
  7.  Соловьев, В. С. Духовные основы жизни. — Брюссель: Жизнь с Богом, 1982. — С. 93.
  8.  Гиппиус З. Н. Задумчивый странник. О Розанове // Собрание сочинений. — М.: Русская книга, 2002. — Т. 6. — С. 131.
  9. 9,0 9,1 9,2  Воронцова И. В. Русская религиозно-философская мысль в начале XX века. — М.: ПСТГУ, 2008. — 424 с. — ISBN 978-5-7429-0370-3.
  10. 10,0 10,1 10,2 10,3 Записки петербургских Религиозно-философских собраний (1901-1903 гг.) / Общ. ред. С. М. Половинкин. — М.: Республика, 2005. — С. 19. — 543 с. — 1 500 экз. — ISBN 5-250-01867-X.
  11.  Гиппиус З. Н. Дмитрий Мережковский // Собрание сочинений. — М.: Русская книга, 2002. — Т. 6. — С. 270.
  12.  Гиппиус З. Н. Хлеб жизни // Собрание сочинений. — М.: Русская книга, 2003. — Т. 7. — С. 12-14.
  13.  Мережковский Д. Не мир, но меч. К будущей критике христианства // Полное собрание сочинений. — М.: Типография т-ва И. Д. Сытина, 1914. — Т. XIII. — С. 26.
  14. Арсеньев, Николай. Современные течения в католичестве и протестантизме в Германии // Путь. - 1925. - № 1. - С. 162–163.
  15. цит. по  Кейдан В. И. Взыскующие града. — М.: Языки русской культуры, 1997. — С. 12.
  16.  Шмеман, Александр о. За жизнь мира = Schmemann, Alexander. For the life of the world. New York: National Student Christian Federation, 1963 / Пер. Ларисы Волохонской. — New York: Religious Books for Russia, 1983. — С. 94.