Тарасий (Курганский)
1876-1904
(1876 - 1904) — иеромонах Русской Православной Церкви. Богослов-модернист, представитель нравственного монизма.
влияния
Ученик, иподьякон митр. Антония (Храповицкого) [1].
Сочинение о. Тарасия (Курганского) «Великороссийское и малороссийское богословие XVI и XVII веков» стало одним из источников учения митр. Антония (Храповицкого) о догмате Искупления.
О. Тарасий — авторитетный автор
На о. Тарасия как на авторитет ссылались: Антоний (Храповицкий), Кураев Андрей Вячеславович, Осипов Алексей Ильич, Смирнов Константин Александрович
образование
Окончил Казанскую Духовную Академию (1900). Кандидат богословия. Диссертация «Великороссийское и малороссийское богословие XVI и XVII веков».
церковные должности
Духовник в каторжной тюрьме в Зерентуе. Смотритель Заиконоспасского Духовного училища.
патологическая речь
- теоретик патологической речи
Христианство есть любомудрие более в жизни, чем в немощном человеческом слове, не всегда способном выражать понятия высокие и божественные. Если и делаются попытки формулировать содержание церковного сознания, то это происходит вследствие сожаления к погибающим и к могущим погибнуть в бездне еретического нечестия.
Если вообще человеческое слово редко выражает человеческую же мысль во всей ее полноте, то для выражений высших и сокровенных порывов духа и явлений божественных язык человеческий может служить только отчасти и в весьма слабой степени. Нам кажется совершенным безумием и доказательством полного непонимания человеческого духа, как отражения Вечного Бессмертного Духа, — попытка создать в этой области какой-нибудь определенный язык, какую-либо законченную терминологию.
Все сказанное о воплощении божественного Слова языком человеческих понятий нужно понимать и принимать, как необходимую и неизбежную дань человеческой немощи, как уступку слабости нашего ума, как стремление приобщить и слабых духовно крепости Божьего дела. Принимать же сравнения и уподобления, взятые из той или другой сферы человеческой жизни, за нечто безусловное, самостоятельное, за полное выяснение Христова дела, нет ни малейшего основания.
Дело, совершенное Господом, как исключительное, не похожее на дела человеческие и даже превосходящее человеческий ум, не может быть вполне ясно и во всей полноте передано языком человеческих понятий.
О. Тарасий призывает с недоверием и опасением относиться «к способности человеческого языка точно и подробно излагать содержание Божественного слова ввиду ограниченности человеческих понятий».
Применительно к Символу веры о. Тарасий говорит о сущности Божественного учения, что оно «окончательно и вполне едва ли выразимо бледным языком человеческим».
О. Тарасий считает «понятие долга, понятие правды, понятие жертвы» «второстепенными и несоответствующими величию божественного таинства».
Святоотеческое учение о спасении о. Тарасий считает неопределенным и одобряет эту неопределенность: «Некоторая неопределенность, отличающая святоотеческие пояснения об освобождении человека от греха, естественно перешла и в русское богословие XVI века. Все сравнения, допускаемые в истолковании этого догмата, повторены и русскими отцами: Христос, как освободитель людей, называется и жертвой Богу-Отцу (Зиновий Отенский, 353 ст.), и прельщением диавола. Такая неопределенность, более чем понятная в творениях отцов Вселенской Церкви, неизбежна в русских богословиях XVI века».
темы
- Все вопросы, затронутые еретиками, свв.отцы решали с точки зрения чисто церковной и на основании опыта благоговейных созерцаний.
О. Тарасий ведет полемику со всякой формой, со всякой законченностью в целом и в деталях, отвергает «стремление к внешней определенности» в речи. Из-за своего антиформализма он не приемлет определенное число Таинств, разделение на веру и добрые дела, на вероучение и нравоучение.
- Нет никакой возможности разграничить святоотеческую литературу на догматическую и недогматическую.
Особенное неприятие у о. Тарасия вызывает долг, который он осуждает за его принудительность: «Понятие долга содержит в себе нечто понудительное, что берет верх в борьбе с бессильной относительно добра человеческой волей».
К разряду антиформалистической полемики относятся возражения о. Тарасия против Десяти заповедей:
Неужели это, данное не христианам, а подзаконным рабам, запрещение грубого идолопоклонства, убийства, разврата и воровства, принятое (и при том независимо от десятословия) многими древними религиями и всеми (исключая запрещение разврата, в чем законодательства несколько расходятся) современными или вообще культурными законодательствами, свидетельствует о христианской любви?
Ругательные слова: «формальный», «формальная правда», «формула», «буква», «сухой», «внешний», «мертвый», «бездушный», «узкий», «искусственный», «бессильный», «механичность», «стремление к точности и определенности».
Похвальные слова и выражения: «живой», «живой характер современности», «живое значение», «жизненность», «естественность», «внутренний», «внутренняя сила», «поэтическое выражение», «художественное выражение», «живое творчество», «живая действительность», «сильный», «психологичность», «нравственно-психологический», «психологическая (а не формальная. — Ред.) система богословия».
С утратой, или, точнее, непониманием духа буква смело вступила в свои права. Истолкованная на почве чуждой ей аристотелевской логики, принятая, как нечто безусловное и непреложное, буква церковной литературы представила нечто новое, строго законченное, точно определенное не только в сущности, но и в деталях.
Чуждое живого значения, заключенное в неизменяемые формулы, порой не имеющие определенных понятий, а состоящие из одних только слов, существующее ради самой науки средневековое богословие получило узкий и жалкий характер.
«Большой Катехизис» и особенно «Православное Исповедание», благодаря приверженности к определенным и точным формулам, носят неизгладимый отпечаток сухости и деланности.
Неизменность Символа веры о. Тарасий объясняет тем, что отцы Церкви, «вообще чуткие к нуждам своей эпохи», весьма осторожно относились «к изменениям и добавлениям в символе, а по мере уничтожения надобности в дополнениях, уничтожили и самую их возможность. Но это мероприятие, вызванное внешними обстоятельствами, не имело окончательного решающего абсолютного значения для сущности Божественного учения, окончательно и вполне едва ли выразимого бледным языком человеческим».
Согласно о. Тарасию, Святые отцы «истолковывали Божественную истину в такой форме, какая наиболее подходила к духовным нуждам эпохи» и последующим богословам следует богословствовать в соответствии с нуждами эпохи и не сковывать себя формулами.
Вместо «формализма» о. Тарасий предлагает психологизацию веры:
- Христос привлек к Себе сердца многих, привлек Своей бесконечной любовью в силу неизменного психологического закона.
- (Св. Иосиф (Волоцкий)) помимо внешней теории искупления, излагает внутреннее, психологическое учение о спасении любовью Христа, через поклонение Его страданиям, через уподобление Его смирению.
- Спасение человечества… в психологическом смысле.
- Крещение рассматривается, как акт психологический.
мифы
Самостоятельное начало жизни • смелая жизненность • руководящие начала жизни • жизнь Церкви • Церковная жизнь • церковное понимание всей жизни.
Идея самая глубокая, начало наиболее сильное только тогда бывают действенны и жизненны, когда не остаются в области чистой мысли, а переходят в мир живой действительности.
- Блаж. Августин не отличался жизненностью и силой.
- Самое существенное различие между системами святоотеческими и схоластической во внутренней силе, жизненности и естественности первых и внешней механичности, бездушности и искусственности второй.
- Христианство даже не вероучение в общеупотребительном значении этого слова: оно - сама жизнь.
Для о. Тарасия «жизнь» есть «быт», национальная «культура»:
Принципы созерцательного святоотеческого богословия… делаются живыми, то есть отражающимися в богословских творениях, а не остающимися в области благих пожеланий, тогда только, когда имеют за собой определенную бытовую силу, когда есть налицо поддерживающие их формы жизни: свободное духовное развитие можно считать доступным очень и очень немногим, поэтому история для каждого направления создала особые культурные формы, где ограниченная личность как бы исчезает, а ярко светит один дух определенной идеи.
«Жизнь» протекает в специфических цивилизационных формах:
Немногочисленные избранники могут жить идеей Вселенской Церкви, глубоко сознаваемой, могут даже прилагать свои усилия к возможно большему развитию этой идеи в общественном сознании, но их движение может быть прочным и долговечным только при существовании определенной культуры, и, что особенно важно, определенных преданий… Все начала русского богословия, выясненные нами, находили себе не только сильное и смелое выражение в богословских творениях, но и глубокое подтверждение в древнерусской монашеской, вернее, монастырской культуре. Каждая Поместная Церковь вырабатывает какую-нибудь отдельную сторону церковной жизни, хотя и присущую остальной Церкви, но особенно важную и даже необходимую в данной Поместной Церкви. И эта сторона церковной жизни делается как бы звеном, соединяющим Поместную Церковь с Божественным телом Церкви Вселенской.
О. Тарасий рисует возможное развитие этой «жизни», прибегая к жанру «большой картины»:
Дальнейшее развитие России в духе усиления вселенско-монашеских начал могло дать человечеству пример дотоле небывалой исключительно церковной жизни, но, увы, последующие за XVI веком события и некоторые русские национальные недостатки лишили монастыри их общественно-учительного значения и на долгое время (если не навсегда) столкнули русскую действительность с пути вселенско-церковной жизни.
Особенности церковной жизни Рима были такого свойства, что в эпоху их расцвета, при сохранении связи с востоком, они поражали сухостью и мертвенностью.
Один из авторов мифа о «западном пленении» православного богословия. Противопоставил якобы схоластическое и западное «малороссийское богословие» — российскому.
мыслеформы
- У Святых отцов нет
Свв. Отцы… к самой жизни Христа, как живой действительности, они обращались очень редко, да и то в исключительных случаях, в проповедях и в лирических отступления… В догматической святоотеческой литературе история земной жизни Иисуса Христа истолкована, сравнительно с другими частями христианского вероучения, слабо и неполно. Отвлеченные иными вопросами и поглощенные глубиной божественной благодати, свв. отцы ограничиваются одними громкими и пышными наименованиями по отношению к Иисусу Христу и повторением ветхозаветных пророчеств, изложенных языком красивым и образным[2] .
Свт. Серафим (Соболев) отмечает: «Не одна только резкость этой критики возмущает чувство верующих людей. О. Тарасием здесь возводится на Св. отцов настоящая клевета. Сказать, что они в своей догматической литературе в отношении к Иисусу Христу, — Его жизни — ограничиваются одними „громкими и пышными и наименованиями“, это значит, представлять их богословие, хотя бы в его исторической стороне, без мысли и содержания, с одним лишь пустым фразерством. Но возможно ли это допустить по отношению к Св. отцам, когда они были исполнены благодати Св. Духа и, следовательно, были обогащены Божественною премудрости, или, как выражается сам же о. Тарасий, „были поглощены глубиною Божественной благодати“? Да и кто же из св. отцов Церкви мог отличаться таким пустым богословием?!»[3]
дискурс
- Содержание христианских догматов усваивается внутренним подвигом молитв и созерцания и потому никоим образом не может быть преподано путем внешних схоластических доказательств.
От имени Святых отцов о. Тарасий полемизирует против седмеричного числа Таинств:
Свв. отцам было совершенно чуждо выделение каких-либо священнодействий из ряда других с усвоением им особого значения неизменного достояния Церкви; даже о важнейших священнодействиях - крещении и евхаристии - говорится наравне с почитанием св. икон и с чтением Библии, ибо все, содержимое Церковью, имеет великую силу для верующих, а учение о седмеричном числе таинств св. отцам чуждо.
Заодно о. Тарасий полемизирует с понятием о таинствах вообще: «Слово таинство не имеет приписываемого ему схоластиками сакраментального смысла. Не только в творениях поэтических и риторических, но и в богословских святоотеческих системах под таинствами имеются в виду все проявления Божественной благодати, независимо от формальных условий их совершения».
Православное учение об исповеди о. Тарасий отвергает, потому что оно есть «юридическая форма очищения грехов». Вместо этого о. Тарасий предлагает избавляться от греха через самоспасение: через победу человеческого естества над дьяволом, готовность страдать и «установление новой жизни на началах противоположных греху». Крестная Жертва Христова имеет лишь воодушевляющее («привлекающее») значение.
штампы
Сознание Церкви. Церковное сознание. Вся жизнь.
- органический
- Органическое единство (добродетелей): «При единстве органическом нет возможности указать, что составляет начало, и что дальнейшее развитие, только при механическом понимании явления ясно выделяются и причины и следствия».
- Органическая связь с учением Церкви (Святоотеческих творений).
«Органическое» противопоставляется «механическому».
ругательные слова
В XVII веке «рационалистическая схоластика была пересажена на западнорусскую почву и легла в основу богословской науки».
- Схоластический метод богословия, отягчающий христианство множеством понятий рационалистических, чуждых духу божественной истины.
- буквализм
- В «Великом Огласительном Слове» св. Григория нет пристрастия к словам и буквализму, который служит лучшим показателем скудости духа и рабского отношения к Христову учению[2].
- Подобно великим отцам Вселенской Церкви, русские свв. отцы и учители видели особенность православного богословия не в условной мелочности, не в узком буквализме и бесконечной терминологии, а в целости и общей верности церковного понимания[2].
- Грубый буквализм схоластики[2].
- Западное схоластическое богословие, склонное, вследствие религиозного невежества своих представителей, к грубому буквализму, оно приняло образные слова апостола о жертве в буквальном смысле и внесло, как существенный догмат вероучения, учение о жертве.
«Схоластике» о. Тарасий противопоставляет внутреннее созерцание («созерцательный метод») и «красоту поэтического выражения»:
Богословие западное, даже в творениях Августина склонное к формальной сухости, окончательно определилось в этом направлении (после раскола с Церковью. - Ред.). Вся сила внутреннего, сокровенного духа, вся красота внешнего поэтического выражения превратилась, в сознании схоластических богословов, в мертвую, бездушную массу законодательного материала.
«Православное исповедание» о. Тарасий называет «чисто схоластическим».
- вероучение
- Христианство даже не вероучение в общеупотребительном значении этого слова: оно - сама жизнь.
- Юридическая теория вводит и в церковную дисциплину, и в личную жизнь западных христиан много сухости и законнического формализма.
приемы патологической речи
О. Тарасий приписывает свои патологические мысли и высказывания св. Григорию Нисскому:
Само же в себе христианство представлялось св. Григорию как жизнь, исполненная духа и силы, а отнюдь не как доктрина, хотя бы и безукоризненная по согласию с евангельским учением.
О. Тарасий приписывает православному вероучению происхождение, как он выражается, «от причин случайного характера»:
Церковь… снисходя к немощи страстей, не отказывалась давать правильное разрешение вопросов, часто неправильно поставленных и по самому смыслу составляющих более предмет любознательности, чем действительное требование истолкования благочестивой жизни… Таково происхождение полемического богословия. Его главное отличие от разобранного нами ведения созерцательного, которое имеет начало совершенно независимое от каких-либо внешних событий, заключается во внешнем сходстве с произведениями внешних философов, ибо еретики древние строили свои доктрины на почве эллинской философии.
Древние святоотеческие системы, вполне или, по крайней мере, очень значительно зависели от случайных обстоятельств эпохи и отражавшие в себе духовные нужды своего времени.
Все догматическое, умозрительное содержание Христианского вероучения о. Тарасий считает посторонним самому Христианству.
Форму системы, которую принимало Святоотеческое богословие, он объясняет тем, что Святые отцы становились «по необходимости на почву условного мышления своей эпохи, более склонного исследовать область метафизическую».
Эпитет Первосвященника заимствован из послания апостола Павла к Евреям, написанного картинным языком еврейских религиозных понятий, заимствованных из культа иерусалимского храма.
Иудейская религия обуздывала худшие стороны человеческой природы и своими установлениями напоминала человеку о его зависимости от Бога, но в силу человеческой немощи она Самого Бога представляла грозным карателем человеческих немощей и поэтому не могла привлекать к себе человеческие сердца.
Хотя свв. отцам были, конечно, известны слова апостола о священничестве и жертве Христа, но ни один из них не строит теории освобождения человека от греха через жертву Богу Отцу.
Если бы учение это (об Искуплении. - Ред.) излагалось не с таким грубым буквализмом, то удовлетворение божественной правды можно бы истолковывать в высшем смысле, т.е. можно бы утверждать, что установление спасительного пути жизни и привлекающая к тому пути любовь невинного Божественного Страдальца вполне соответствует предначертаниям творческой воли и, следовательно, удовлетворяет вечной правде.
- Единение человека с Богом… созидается медленным, постепенным подвигом внутреннего самоусовершенствования, постоянного духовного самоумерщвления для мира, для греха.
сочинения
- Тарасий (Курганский), о. Милюков и ученое шарлатанство. Основные начала и развитие русской культуры. — Почаев: тип. Почаево-Успенской Лавры, 1907.
- Тарасий (Курганский), о. Великороссийское и малороссийское богословие XVI и XVII веков. — СПб.: Миссионерское обозрение, 1903.
- переизд. под другим названием:
- Тарасий (Курганский), о. Перелом в древнерусском богословии / предисл. митр. Антония (Храповицкого). — Варшава: Воскресное чтение, 1927.
- Тарасий (Курганский), о. Перелом в древнерусском богословии. — Монреаль: изд. Братства преп. Иова Почаевского, 1979.
- Тарасий (Курганский), о. Перелом в древнерусском богословии. — М.: Крутицкое Патриаршее подворье; Общество любителей церковной истории, 2003.
источники
- Елевферий (Богоявленский) митр. Об Искуплении. Письма митрополиту Антонию (Храповицкому) в связи с его сочинениями: «Догмат Искупления» и «Опыт Христианского православного катехизиса». — Париж: Совет по учреждению монашеско-миссионерского братства, 1937. — С. 178-196.
- Московские Церковные ведомости. — 1905. — № 32. — С. 335
- Никон (Рклицкий) архиеп. Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Том I. От рождения до вступления на Уфимскую кафедру. 1863-1900 // Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. — Нью-Йорк: Северо-Американская и Канадская епархия, 1956. — Т. 1. — С. 188.
- Серафим (Соболев) архиеп. По поводу сочинения иеромонаха Тарасия «Великороссийское и малороссийское богословие XVI и XVII веков» // Искажение православной истины в русской богословской мысли. — София, 1943. — С. 260-290.
- Синодик в Бозе почивших священнослужителей Московской (городской) епархии. — М., 2004. — Т. 2. — С. 143.
Сноски
- ↑ Никон (Рклицкий) архиеп. Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. — Нью-Йорк: Северо-Американская и Канадская епархия, 1956. — Т. 1. — С. 188.
- ↑ 2,0 2,1 2,2 2,3 Тарасий (Курганский), о. Перелом в древнерусском богословии. — М.: Крутицкое Патриаршее подворье; Общество любителей церковной истории, 2003.
- ↑ Серафим (Соболев), св. По поводу книги проф. Протоиерея П. Я. Светлова «Идея Царства Божия» // Искажение православной истины в русской богословской мысли. — София, 1943. — С. 267. — 309 с.