Первое Всеправославное Совещание

Материал из Два града
Первое Всеправославное Совещание. Участники, 1961 год.

Первое Всеправославное Совещание (остров Родос, 24 - 30 сентября 1961) - Первое Всеправославное Совещание по подготовке Восьмого Вселенского Собора.

решения

темы

Разработан каталог тем (132 темы).

руководство

Председатель - митрополит Филиппский, Неапольский и Фасосский Хризостом. Секретарь - митрополит Мир-Ликийских Хризостом.

участники

  • От Константинопольского Патриархата: митрополит Сардский Максим — глава делегации; митрополит Имврский и Тенедосский Мелитон; священник Георгий Анастасиадис; Эммануил Фотиадис; Василий Анагностопулос;
  • От Александрийского Патриархата: митрополит Пилусийский Парфений; митрополит Леонтопольский Константин; митрополит Нубийский Синесий; митрополит Карфагенский Парфений; митрополит Западной Африки Евстафий; архимандрит Никодим (Галиатсакос);
  • От Антиохийского Патриархата: митрополит Епифанийский Игнатий; митрополит Эмесский Александр; митрополит Алеппский Илия; профессор Евгений Михаилидис; архимандрит Афанасий (Скаф);
  • От Иерусалимского Патриархата: архиепископ Филадельфийский Епифаний; архиепископ Кириакупольский Аристовул; архимандрит Герман, настоятель храма Гроба Господня; профессор Василий Веллас; профессор Панагиотис Трембеллас;
  • От Московского Патриархата: архиепископ Ярославский и Ростовский Никодим; архиепископ Брюссельский и Бельгийский Василий; епископ Таллинский и Эстонский Алексий; протоиерей Виталий Боровой; А. С. Буевский; И. В. Варламов;
  • От Сербского Патриархата: митрополит Загребский Дамаскин; епископ Тимокийский Емелиан; епископ Жичский Василий; прот. Милутин Петрович; профессор Троян Костич.
  • От Румынского Патриархата: митрополит Молдовы и Сучавы Иустин; епископ Арадский Николай; епископ Андрей (США); протоиерей Стан Ливиу; протоиерей Григорий Чернояну; доцент Николай Читеску; доцент Лучиан Флореа.
  • От Болгарского Патриархата: митрополит Старо-Загорский Климент, митрополит Ловчанский Максим; епископ Левкийский Парфений; о. Стефан Цанков, академик; профессор Димитрий Дюлгеров; доцент Апостол Михайлов.
  • От Кипрской Церкви: митрополит Пафский Геннадий; архимандрит Константин (Левкосиатис); проф. Андрей Митсидис.
  • От Элладской Церкви: митрополит Митилинский Иаков; митрополит Маронийский Тимофей; митрополит Яннинский Серафим; профессор Василий Иоаннидис; профессор Гамилькар Аливизатос; профессор Панагиотис Братсиотис.
  • От Польской Церкви: митрополит Варшавский и всея Польши Тимофей; архиепископ Белостокский и Гданьский Стефан; протоиерей Константин Громадский; протоиерей Алексий Зноско.
  • От Чехословацкой Церкви: епископ Прешевский Дорофей; протоиерей Георгий Новак.

делегаты от «Восточных церквей»

  • От Коптской Церкви: митрополит Климент Кинор Радер; священник Иоаннис Григис Маркос; священник Макарий Ел Суриани; Тадрос Мишел Тадрос.
  • От Эфиопской Церкви: архиепископ в Иерусалиме Филипп; Абба Хампте Мариам.
  • От Армянской Церкви: епископ Серобе Манукян (Париж).
  • От Сиро-Яковитской Антиохийской Церкви: архиепископ Григорий Булос; епископ Хомса Мелетий Варнава; архимандрит Салибр-Шамдон Исаак; Тама-Хури.
  • От Малабарской Церкви: епископ Филоксенос Даниел; священник Карой Филиппос.

наблюдатели

Англиканство: «архиепископ» в Иерусалиме Мак-Кензи; «священник» Джон Финдлоу, настоятель англиканской церкви в Афинах.

Епископалы: «священник» Мак-Дональд.

старокатолики: Кюпперс.

От Всемирного совета церквей: «священник» Френсис Хаус, заместитель генерального секретаря Всемирного совета церквей; Раймонд Максвелл; Никос Ниссиотис.

представители католической церкви

Архимандрит Христофор Дюмон, член Секретариата по вопросам христианского единения и руководитель центра «Истина» (Париж); священник Пьер Дюпре, член Секретариата по вопросам христианского единения, миссионерский работник (Иерусалим); священник Венгер, редактор газеты «Ля Круа» (Париж); игумен Афанасий ван Друлвен, духовник женского монастыря в Швейцарии; священник Джон Лонг; профессор-священник Эммануил Юнгклауссен, преподаватель семинарии в Нидеральтайхе (Зап. Германия).

иллюстрации

цитаты

Следующая встреча моя с епископом Никодимом произошла в Париже в ноябре 1960 года, куда он приезжал для участия в хиротонии во епископа Медонского архимандрита Алексия (Ван дер Менсбрюгге). Держал епископ Никодим себя скромно и ничем особенно не выдавался. Вполне естественно, — он был ещё только викарным епископом подольским. В алтаре он мне сказал, что осенью 1961 года состоится Всеправославное совещание на острове Родос и, что я буду назначен Патриархией, наряду с ним, быть представителем Русской Православной Церкви на этом Совещании.

«Мы очень оценим, — добавил он, — Ваше участие в Совещании как человека, хорошо знающего греческий язык и вообще хорошо знающего греков, как прожившего много лет на Афоне. Надеюсь, мы будем сотрудничать по братски». Я ответил, что он может на это рассчитывать и, что я сделаю всё, что в моих силах, на благо Церкви.

И действительно я получил приглашение из Патриархии прибыть на Родосское совещание и в двадцатых числах сентября 1961 года вылетел из Парижа в Афины. Здесь я и встретился с владыкой Никодимом, незадолго до того возведённым в сан архиепископа Ярославского и Ростовского, а также с другими членами нашей делегации (епископом Алексием Таллиннским, протопресвитером Виталием Боровым и т. д.) непосредственно прибывшими из Москвы.

Должен заметить, что ещё до моего выезда раздался звонок А. С. Буевского (Моск. Патриархия) в Париж нашему Экзарху, владыке Николаю. Буевский спросил, будет ли приемлемо для меня, если во главе делегации будет поставлен архиепископ Никодим? Вопрос этот объясняется тем, что архиепископ Никодим был моложе меня и по епископской хиротонии, и по возведению в сан архиепископа, но вместе с тем ещё не был постоянным членом Синода, что давало бы ему старшинство. Владыка Экзарх, поговорив со мной, ответил от моего имени, что для меня это вполне приемлемо, ни за каким первенством я не гонюсь и даже считаю вполне нормальным, что во главе делегации будет человек непосредственно из Патриархии, знающий лучше меня настроения современной Русской Церкви и решения Синода в связи с Всеправославным совещанием. «Во всяком случае, — добавил Буевский — архиепископ Никодим будет во всём, совещаться с Владыкой Василием и действовать совместно с ним».

Действительность, однако, показала, что совместная работа с архиепископом Никодимом, оказалась очень трудной. Объясняю это главным образом тогдашней его молодостью, ему было менее 32 лет. Сказывалась неопытность, и даже незрелость. (Уже гораздо позже на встречах, Всеправославных совещаниях мы работали дружно и по-братски) А сейчас он чувствовал себя, очевидно непрочно в новой для себя роли главы столь представительной делегации, может быть, боялся, что я займу его место и поэтому хотел всячески показать свою власть! Старался вести все переговоры с греками сам, даже не уведомляя меня об их содержании. Однако он недостаточно знал по-гречески; болтать на простые житейские темы он научился в свою бытность в Иерусалиме, но вести богословский разговор или понимать богословский доклад он был не в состоянии. (Это он сам признавал), Несмотря на это он почему то избегал моей помощи в переводе, видимо чтобы на допустить меня к своим переговорам с греками, и пользовался переводчиком Моск. Патриархии Алексеевым, который знал только английский язык и почти был не знаком с богословскими терминами. Все это началось ещё на пароходе, который вез нас из Пирея на Родос. Архиепископ Никодим вел во время этого путешествия долгие переговоры с двумя греческими «тузами» константинопольской делегации, митрополитами Мелитоном Халкидонским и Хризостомом Мирликийским (Константинидисом). Переводил Алексеев, ни я, ни епископ Алексий Таллиннский не приглашались. По прибытии на Родос я заявил архиепископу Никодиму: «Владыко, Вы все время ведете какие-то переговоры с греками, о которых я даже не осведомлен. Это неудобно, я такой же член делегации, как и Вы».

«Вы не правы, — ответил архиепископ Никодим, — это частные закулисные разговоры, каждый имеет право их вести». Я рассказал об этом другому члену нашей делегации, епископу Алексию. Он тоже был недоволен образом действия арх. Никодима. «Но Вы Владыко, имеете передо мной то преимущество, что можете выказать Ваше недовольство Никодиму, а я не могу» — заметил он.

На том же пароходе, неожиданно, ко мне подошел член болгарской делегации, епископ Парфений, большой ревнитель Православия и вместе с тем противник архиепископа Никодима.

«Вы знаете — сказал он мне, — что вчера арх. Никодим говорил нам (болгарской делегации) против Вас! Говорил, что с Вами нужно быть очень осторожным, ничего Вам не рассказывать, так как Вы человек Западной формации и сказанное Вам станет всем известным». «Может быть, — ответил я, — но я никогда не говорю, кто мне это сказал».

Нужно сказать, что на образ действий арх. Никодима оказывал большое влияние и давление член нашей делегации служащий «иностранного» Отдела Патриархии, некто И. В. Варламов, пренеприятная и нахальная личность. Видимо он был чекист, во всяком случае, присланный органами советских властей, чтобы наблюдать за действиями архиепископа Никодима и прочими членами делегации. Он всё время занимался пропагандой и рекламой советских порядков, а с нашими архиереями говорил, почему-то в начальническом тоне. Со мною он был корректен, хотя относился ко мне с трудно скрываемым подозрением. Как бы то ни было, я решил после моего разговора с архиепископом Никодимом ни во что самому не вмешиваться, никаких услуг не предлагать, а оставить архиепископа выпутываться самому, как он хочет.

И такой образ действия принес свои плоды, архиепископ Никодим был вынужден обращаться ко мне. Так на одном из первых заседаний Совещания, вернее даже перед началом его, он неожиданно даёт мне длиннейший документ на многих страницах и говорит: «Это официальная позиция Русской Православной Церкви по всем вопросам, касающимся Всеправославного Совещания. Я буду читать его по-русски абзацами, а Вы переводите по-гречески». Я мог бы, конечно возразить, что нельзя передавать такой важный документ в последний момент. Как член Московской Патриархии я должен быть заранее осведомлён и ознакомлен с ним, и то, что Вы от меня до сих пор его скрывали, некорректно. К тому же очень трудно и утомительно синхронно переводить текст такого сложного богословского содержания без предварительного с ним ознакомления… а поэтому (я подумал), обращайтесь к Вашему официальному переводчику Алексееву, он будет переводить на английский, а кто-нибудь из греков переведет с английского на греческий. Но я не стал пререкаться с арх. Никодимом и согласился помочь ему переводом, сказав только, что сходу переводить трудно. На что он мне ответил «Ничего, я уверен, Вы справитесь». И действительно с Божией помощью я справился! Архиепископ Никодим это оценил и даже любил впоследствии рассказывать как точно я переводил, так как присутствующий на выступлении профессор Халкинской Богословской школы Фотиадис (знавший по-русски) имевший под руками текст выступления в оригинале, выражал удивление синхронности перевода и его правильности.

Что касается самого содержания выступления арх. Никодима, то оно носило, в общем, безупречно православный характер, ставило ряд вопросов важных для жизненных интересов Православия, отстаивало интересы Русской Православной Церкви в рамках всеправославного единства. К сожалению, там была и политическая часть с обычными полемическими выпадами против империализма, колониализма и т. д., сопровождаемыми очень резкими выражениями. Переводя эту часть доклада, я эти резкости систематически опускал. Архиепископ Никодим этого не заметил, но я ему сам потом сказал об этом: «я это сделал потому, что иначе Ваш доклад произвёл бы неблагоприятное впечатление». В ответ он сделал недовольную мину, но ничего мне не сказал. Он был достаточно умён, чтобы понять, что я говорю правду.

Другой острый вопрос возник ещё в связи с обсуждением программы будущего Всеправославного Собора. Там был пункт: «Атеизм и борьба с ним». Был еще пункт: «Масонство и отношение к нему». Вопрос об атеизме и особенно о борьбе с ним обеспокоил арх. Никодима и ещё более «официального представителя иностранного отдела» Варламова, так как он придавал ему политический характер как подспудному предлогу для борьбы с СССР и с советской властью. Поэтому арх. Никодим вдруг стал энергично хлопотать, но не на общих заседаниях Совещания, а в комиссиях, чтобы этот вопрос был снят с программы Собора и даже вообще не обсуждался на пленарных заседаниях.

Неожиданно Он встретил решительного противника в лице Митрополита Алеппского Илии, в будущем Патриарха Антиохского. Последний горячо заявлял — я сам был тому свидетель, что борьба с атеизмом есть одна из главных задач нашего времени, и что архиерейская совесть не позволяет ему, чтобы этот вопрос был вычеркнут из программы будущего Собора. И, тем не менее архиепископу Никодиму удалось (не знаю каким способом) переубедить Митрополита Илию, и он замолчал. Вероятно, арх. Никодим говорил ему, что обсуждение вопроса о борьбе с атеизмом может вызвать репрессии против Русской Православной Церкви и сделает невозможным её участие на предстоящем соборе. Вероятно эти же «веские» аргументы подействовали и на других участников Совещания, и вопрос об атеизме был просто, вычеркнут из программы, без всякого обсуждения на пленарных заседаниях.

Что же касается масонства — «то его в современной России нет, оно нам неизвестно, масонство существует только на Западе, следовательно, это вопрос не обще православного интереса, (а только местного) и потому его не следует помещать в программу общеправославного Собора». Так убеждал архиепископ Никодим, и его послушались. Вообще его больше интересовали церковно-практические вопросы (юрисдикция, константинопольские притязания, автокефалия и т. д.) нежели чисто богословские. Поэтому он предложил мне участвовать в богословской комиссии, где, в сущности никаких острых вопросов не было. Характерным эпизодом была пресс-конференция архиепископа Никодима. Активным организатором был все тот же Варламов. Его «тактика» была цинично простая. «Мы предложим слушателям,- говорил он нам громко и не стесняясь, — побольше бутербродов с икрой, затем водки тоже побольше, и когда хорошенько нажрутся и напьются, тогда и начнем говорить. Так они лучше воспримут…» На пресс-конференцию я не пошёл, да архиепископ Никодим меня специально на неё и не приглашал. Передавали, что он говорил неплохо и находил всегда, что ответить, правду или неправду — это другой вопрос. А когда один западногерманский журналист спросил его, правда ли, что между Московской и Константинопольской Патриархиями натянутые отношения, он резко ответил: «Вы это спрашиваете, потому что желаете, чтобы эти отношения продолжали быть натянутыми и стали еще хуже. Должен вас разочаровать, Вы этого никогда не дождетесь. Если между нашими Патриархатами и возникают иногда разногласия, то мы их братски улаживаем путём взаимных переговоров, а в будущем надеемся достигнуть полного единомыслия». Такого рода ответы очень нравились грекам, и они начали провозглашать архиепископа Никодима «великим дипломатом».

В конце Совещания архиепископу Никодиму еще раз пришлось прибегнуть моей помощи. К нему обратился священник Сергий Хейц с просьбой принять его в юрисдикцию Московской Патриархии. В Константинопольскую его упорно не принимали по сложным каноническим причинам. Отец Хейц не был участником Всеправославного совещания, но приехал специально на Родос, чтобы встретиться и поговорить с архиепископом Никодимом, который и вёл с ним переговоры при помощи переводчика Алексеева. Но скоро они совершенно запутались и зашли в тупик, так как Хейц не знал по-английски, а Алексеев по-французски. Пришлось позвать меня на помощь.

Молодой, полный сил и энергии Владыка Никодим не ходил, а почти бегал по коридорам и помещениям, где происходило наше Совещание, так что я с трудом за ним поспевал. Я ему заметил: «Владыко, не бегайте так. С греческой точки зрения это неприлично для архиерея. Архиерей должен ходить важно, медленно, степенно. А то Вас будут осуждать!» Но архиепископ Никодим не придал значения моим словам. Тридцать лет спустя, в июне 1973 года, после пережитого им первого инфаркта, я встречал его в брюссельском аэропорту, и на этот раз он шел так медленно, что я должен был всё время замедлять шаг, чтобы не оставлять его позади. Я напомнил ему наш разговор на Родосе и как я советовал ему не бегать. «Да. Вы совершенно правы, — ответил он, — и теперь доктора запрещают мне быстро ходить». Отмечу ещё его умение разговаривать с людьми совершенно отличного от него духа. Тогда, на Родосе присутствовал в качестве корреспондента некий священник из Америки о. Георгий, фанатичный карловчанин и враждебно настроенный против Московской Патриархии и архиепископа Никодима в частности. По просьбе этого священника он был принят наедине архиепископом Никодимом. Не знаю, что и как тот ему сказал, но о. Георгий в результате разговора попросил у него благословения и потом в Париже рассказывал, что встретил в лице Владыки Никодима подлинного архиерея. Наряду с такой психологической тонкостью в разговорах с совершенно иногда чуждыми ему людьми, не могу умолчать об одном эпизоде, свидетельствующем о некоторой незрелости архиепископа Никодима в ту эпоху.

Когда мы еще плыли на пароходе на Родос, помню, архиепископ Никодим и архимандрит Петр (Люлье, будущий епископ Корсунский в Париже) сидели на палубе, громко разговаривали и хохотали. Отец Петр издевался над нашим Экзархом в Париже, митрополитом Николаем (Ереминым), изображая его как грубого, невежественного человека, как он выражался — «казака» …а архиепископ Никодим громко хохотал. Так как отец Петр в то время плохо говорил по-русски, а владыка Никодим недостаточно владел греческим, они попросили меня переводить их разговор (я сидел недалеко от них). Я начал было переводить, но быстро убедился, что разговор продолжает носить недопустимый характер издевательства над нашим Экзархом, да еще во всеуслышание, прекратил переводить. Со стороны владыки Никодима здесь проявилось отсутствие чувства ответственности и сдержанности — качеств, которыми он стал обладать впоследствии, а о. Петр знал, наверняка, что его разговор понравится архиепископу Никодиму. И как ни странно, несмотря на все трудности совместной (первой) работы с владыкой Никодимом, на его неопытность и самоуверенность, на его страх перед приставленным к нему Варламовым, его боязнь «провалиться» в глазах советских властей (не оправдать их доверие) что касалось его первого «выступления» во Всеправославном масштабе… я готов признать, что он авторитетно, твердо, умело и вместе с тем тактично защищал на Родосе дело Православия в целом и достоинство РПЦ в частности. Особенно, что я оценил тогда, как он твердо противостоял притязаниям Константинополя на почти что «папский» примат, на его попытки монополизировать дело подготовки и созыва Собора. Он это проводил твердо по существу, но мягко и тактично по форме, так что единство Православия не только не было нарушено, но вышло даже усиленным. Среди греков, хотя и не всех, он приобрел авторитет и уважение[1].

— архиеп. Василий (Кривошеин)

источники


Сноски

  1. ↑ Василий (Кривошеин), архиеп. Митрополит Никодим (Ротов)
Источник — https://dvagrada.ru/w/index.php?title=Первое_Всеправославное_Совещание&oldid=91175