Тавтология в учении о Церкви
Данная статья является незавершённой и находится в процессе доработки.
самотождество Церкви, бытие (становление) тем, что Церковь есть, равенство Церкви самой себе в пространстве и времени - псевдобогословское мнимоосмысление круговой самозамкнутой природы трехчастного мифа.
Тавтологичность учения о Церкви связана с мифом о единой природе с ее единственностью и с созиданием религиозно-политического тела.
Тавтология становится ключом к изложению модернистского учения о Церкви.
Церковь, понимаемая как гностический коллектив, идеально равна сама себе и фактически совпадает сама с собой и поэтому является очевидной и осязаемой полнотой и цельностью. Такое совпадение есть всего лишь праздная мыслительная операция, в которой по определению нет ничего таинственного. Тавтологический – замкнутый в круге – ход мысли и речи лишь создает впечатление цельности, не давая человеку ничего, кроме лжеощущения полноты.
Церковь для о. Александра Шмемана является самотождеством и непостижимым Таинством в смысле неприменимости к ней каких-либо критериев. У Церкви, согласно о. Александру Шмеману, нет внешнего или внутреннего закона: Божественного Откровения, канонов, заповедей. Она сама себе закон и сама себя видит, судит и познает, потому что она тождественна со Христом и, в потенциале, – со всем миром.
Для о. Александра Шмемана Церковь равна сама себе, а это атрибут Одного Бога.
Богослужение есть исполнение Церковью своей сущности: «В этом смысле богослужение есть и назначение Церкви – но назначение именно Церкви – как высшее и полное выражение и исполнение ею своей сущности: единства и любви, Боговедения и Богообщения»[1]. Церковь исполняет себя, и в то же время сама есть «исполнение»[2].
Литургия – это вся жизнь, и вся жизнь – Литургия. «Священническая» природа Церкви, соответственно, проявляется в отношении к самой себе[2].
Новый мир о. Александра Шмемана самодостаточен, потому что замкнут сам на себя: «„Собраться в Церковь“, в понятиях раннего Христианства, значит составить такое собрание, цель которого – выявить, осуществить Церковь»[3].
Таинства
Мир в его космической тотальности совпадает с Таинством, и мир является символом самого себя и откровением о себе самом. Не через благодать, утверждает о. Александр Шмеман, а только через сам мир человек узнает о Боге: «Сам мир есть как бы плод Божественной любви к человеку, и только через мир узнает человек Бога и любит Его ответной любовью... И любит свою жизнь, а тем самым и жизнь мира претворяет в Дар Богу»[4].
Для холизма важно также понимание космоса не как порядка, не как мира, прекрасно устроенного Богом, а как житейского монолита. Отсюда, например, возникает стереотипное именование Литургии «космическим Таинством спасения мира»[3], то есть мир спасает мир по-мирски. Это и телесность мира, и органицизм, и мир как «тело бога» по Джордано Бруно.
О. Александр Шмеман учит о Церкви как о коллективе, становящемся самим собой в Таинстве становления самим собой. И это светское «Таинство» есть простое самотождество, потому что в полноте познавать полноту коллектива отдельный человек, конечно, не может. Такое псевдомистическое переживание может быть только действием коллективного воображения. Но в чем тут доказательство, в чем тут осмысленное учение о чем бы то ни было? Полнота коллектива полно познает свою полноту. Из этого следует только то следствие, что для личности в Церкви нет места.
«Священническая природа Церкви (не благодать священства, а священническая природа. – Ред.) проявляется в отношении к самой себе, ибо ее жизнь состоит в приношении себя Богу, и в ее отношении к миру, в ее миссии приношения мира Богу и, таким образом, освящения его. „Твоя от Твоих Тебе приносяща о всех и за вся“»[2].
Церковь «ощущает себя», «исполняет себя», «актуализирует свою благодатную природу»: «Церковь в целом – средство благодати, Таинство Царства. Поэтому и структура Церкви – иерархическая, сакраментальная, литургическая – не имеет иной функции, кроме постоянного поддержания ее способности исполнять себя как Тело Христово, как храм Святого Духа, актуализировать ее благодатную природу». Даже в Евхаристии Церковь всего лишь тавтологически «становится тем, что она есть»[5].
Церковь «сознает себя»: «Это означает, прежде всего, совершение Крещения Церковью, то есть при участии народа Божьего, как события, в котором Церковь сознает себя переходом – Пасхой – из мира сего в Царство Божие, соучастницей решающих событий смерти и Воскресения Христовых»[2][6].
Церковь совершает Крещение, то есть крестит сама себя: «Именно здесь Церковь открывает себе самой свою истинную природу, постоянно обновляет себя как сообщество крещеных. И в свете этой существенной функции Крещения – постоянного обновления Церкви – какими неполноценными и литургически неправильными оказываются наши краткие, „частные“ крестины»[2].
Или еще иначе: Церковь крестит только того, чья принадлежность к ней очевидна и без Крещения: «Хотя Крещение совершается над человеком, его реализацией и исполнением является Церковь. Поэтому Церковь крестит только тех, чья принадлежность к ней очевидна и может быть подтверждена: либо личной верой и ее исповеданием в случае Крещения взрослого оглашенного; либо, в случае Крещения младенцев, обещанием и исповеданием веры теми членами Церкви – родителями или восприемниками»[2].
Таинство Крещения это «самоочевидное начало»[2].
Евхаристия пресуществляет Церковь: «Евхаристия, претворяя Церковь в „то, что она есть“, претворяет ее в миссию»[5].
Федор Сологуб понимает богослужение как «Литургию мне»[7]. Но и для модерниста богослужение отныне состоит в том, что не люди возносят Богу службу хвалы, а «ровно наоборот: богослужение – это когда Бог служит человеку»[8].
равенство
О. Александр Шмеман отрицает иерархию, аргументируя также через тавтологию: «Ни одна Церковь не находится под какой-либо другой Церковью, и ни один епископ – под другим»[5], которая заменяется у него «органическим единством епископата, которое все епископы хранят in solidum».
светская мистика
мистика полноты
Церковь «ощущает себя», «исполняет себя», «актуализирует свою благодатную природу», как он пишет на своем отвратительном новоязе: «Церковь в целом – средство благодати, Таинство Царства. Поэтому и структура Церкви – иерархическая, сакраментальная, литургическая – не имеет иной функции, кроме постоянного поддержания ее способности исполнять себя как Тело Христово, как храм Святого Духа, актуализировать ее благодатную природу». Даже в Евхаристии Церковь всего лишь тавтологически «становится тем, что она есть»[5]. Холистический тон всему отрывку придает лозунг «Церковь в целом», который не имеет отношения к кафоличности Церкви.
богословие
В статье Сергия Булгакова 1906 года появляется «церковное самосознание», к которому предъявляются требования расширения [9].
Экклезиология – это «размышление Церкви о себе», то есть о мире. «Сам мир» есть «предмет богословского размышления, как необходимое и существенное понятие экклезиологии, которая есть размышление Церкви о себе и, следовательно, о своем присутствии в мире и отношении к нему»[5].
Святые Отцы понимаются тавтологически как «субъект» богословствования, то есть утверждается, что Отцы богословствовали о самих себе.
Кафоличность Церкви толкуется также как тождество: «Кафоличность, – это тождество каждой Церкви с Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церковью; быть кафоличной для каждой общины означает „пребывать в согласии с целым“, то есть жить не только вместе со всеми другими общинами, но еще и ради той конечной цели, которая превосходит все местные нужды, всякую локальную ситуативность и ограниченность, ибо цель эта – не что иное, как Царство Божие. Носителем же, органом и служителем кафоличности является епископ. Его харизма и долг – давать Церкви направление и цель, призывать каждый приход, порознь и вместе, к исполнению себя в странническом шествии к Царству Божию, то есть созидать Церковь»[5].
Имеется в виду не тождество в смысле единства и согласия с Вселенской Церковью, а самотождество Поместной Церкви с самой собой. Отсюда и иррациональный призыв «к исполнению себя».
Естественно, что такое самотождественное образование, фигурирующее у о. Александра Шмемана под именем Церкви, уничтожает внутри себя всякую личность: «Решения епископа здесь уже не „директивы к исполнению“, но органичные решения самой Церкви»[5]. Здесь Церковь предстает как самозамкнутый гностический коллектив, а не иерархия.
Для о. Александра Шмемана: «Церковь иерархична, потому что она соборна. Она исполняет себя как собор в силу ее иерархичности. Эта основополагающая истина должна быть отправной точкой подлинно православного богословия соборов»[5].
«Церковь иерархична, потому что она соборна» уравновешивается противоположным утверждением того же автора: Церковь соборна, потому что она иерархична. Церковь во всем равна себе и то же самое («соборна, потому что иерархична», и наоборот) можно сказать и о конгрессе США, о любом парламенте и т. п., поскольку в самотождестве нет ничего собственно христианского, церковного или духовного.
О. Александр Шмеман говорит об осознании Церковью сущности собора: «Иерархический принцип принадлежит самой сущности собора – в той мере, в какой эта последняя проявляется и осознается в Церкви»[5]. Это значит на деле только то, что идеологи получают право говорить от имени Церкви то одно, то прямо противоположное.
Акты церковной жизни – это акты «самосозидания» и «самоисполнения» Церкви: «Функция епископа, его собственное уникальное служение, или leitourgia, состоит в том, чтобы относить все эти акты церковной жизни к последней цели Церкви, претворяя их в акты самосозидания и самоисполнения Церкви как Тела Христова»[5].
У Церкви есть «опыт себя самой». Богослужение в идеологии о. Александра Шмемана «рассматривается и переживается... как реальность ее (Церкви. – Ред.) опыта себя самой в качестве Церкви, а следовательно, и как источник ее богословия»[5]. В церковном обряде о. Александр Шмеман видит «прежде всего раскрытие и исполнение Церковью своей сущности»[3].
«Назначение богослужения – выражать Церковь, как единство Тела, Глава которого Христос»[1]. Богослужение более не является служением Богу. Это служение Церкви самой себе.
Богослужение – это самораскрытие, самоосуществление Церкви: «Никакие символические истолкования, никакое мистериальное благочестие и никакой аскетический индивидуализм не смогли затмить исконной сущности богослужения как акта самораскрытия Церкви и ее исполнения, самоосуществления»[1].
О. Шмеман говорит «о сохранении Православием верности своему богослужению»[1], потому что богослужение это «функция Церкви»: «Богослужение (в критикуемой о. Александром Шмеманом Православной Церкви. – Ред.) перестало восприниматься как функция Церкви, а, напротив, саму Церковь стали понимать как функцию богослужения. Христианское богослужение по своей природе, структуре и содержанию есть раскрытие и осуществление Церковью своей сущности. Сущность же эта есть новая жизнь во Христе: соединение во Христе с Богом Духом Святым, знание Истины, единство, любовь, благодать, мир, спасение»[1].
Церковь «не только „раздаятельница“ Таинств, но сама их объект – ее самоисполнение в „мире сем“ как Таинство Царства Божия, „приходящего“ в силе»[3]. Как Церковь может быть «объектом» Таинств? О. Александр Шмеман поясняет: Таинства – самоисполнение самой Церкви.
Дух Святой дарует благодать (слово «дарует» поставлено в кавычки), а реальность состоит в претворении Церкви в Тело Христово: «В Евхаристии... Дух Святой сходит на нас и на дары: на Церковь и на ее приношение, претворяя саму Церковь в Тело Христово и Храм Святаго Духа... таким образом, если преложение Святых Даров совершается всем священнодействием, всей Божественной Литургией, то являет, „показывает“, „дарует“ его нам Дух Святой»[10]. О. Александр Шмеман схоластически различает «Тело Христово само по себе» от Тела «не самого по себе». Он отказывает в поклонении Телу Христову, но в то же время приветствует поклонение Церкви самой себе как самоисполнению Тела.
Священное Предание призвано «обеспечивать это существенное и неизменное „тождество“ Церкви, ее равенство себе в пространстве и времени. И потому „читать“ Предание означает не просто „цитировать“, но и относить все факты, тексты, установления и формы к исконной сущности Церкви, определять их значение и ценность в свете неизменного свойства Церкви – свойства esse»[5]. О. Александр Шмеман усматривает Церкви «быть», и «быть» не в каком-то метафизическом смысле, а прямо самой собой.
Церковь, как коллектив, исполняет сама себя, становится тем, что она есть, и этот посюсторонний коллективный акт несовместим с личным общением в Таинствах с Богом.
В центре богослужения не само Таинство Пресуществления, а новосочиненное «Таинство собрания», «Таинство слова» (то есть чтение Писания, проповедь), а также Причащение, понимаемое как род обычной трапезы. Богослужение оказывается не служением Богу, а коллективным действием, обращенным на самое себя. Тем самым радикально устраняется отделенность Таинства от мирской жизни, но зато теперь на повседневную жизнь прихода распространяются идеи мистического коллективизма, вплоть до таких радикально светских концепций, как «Литургия после литургии» (румынский православный модернист о. Ион Бриа) или «Литургия ближнего» (французский католик Луи-Мари Шове).
самосвидетельство
Церковь во время Литургии «самосвидетельствует о себе»[1]. После этого выглядит последовательным утверждение, что святость – это также не свидетельство о Боге, а самосвидетельство Церкви о себе.
Такое свидетельство не было бы ни для кого авторитетным, но изнутри Церкви («самосвидетельствующей о себе») это будет убедительно для ее членов: «Воздвигая храмы-мартирии святым, окружая их восторженным почитанием, христиане не забыли о первичном смысле „святости“ как самосвидетельства Церкви о себе»[1]. Впрочем, такое самосвидетельство членам гностического коллектива и не нужно, раз они и так в светско-мистическом смысле «составляют Церковь».
самооткрытие
Богослужение есть самооткрытие Церкви[1].
самоопределение
О. Сергий Булгаков пишет в начале XX века о «самоопределениях пеpвохpистиaнствa»[11].
О. Александр Шмеман объявляет учение о соборной (кафолической) Церкви отсутствующим в Церкви: «Православная Церковь исповедует себя соборной. Это самоопределение достаточно выяснено в его негативных аспектах как заостренное против папизма и протестантского индивидуализма. Но что означает оно в позитивном смысле? Чтобы понять, сколь затруднителен ответ на этот вопрос, вспомним, во-первых, что ни одна из богословских дефиниций „собора“ до сих пор не стала общепринятой и, во-вторых, что история Православной Церкви дает несколько моделей „собора“, во многом существенно отличных друг от друга»[5].
саморефлексия
Теология — это что-то вроде саморефлексии Церкви. Как нетрудно догадаться, понятие саморефлексии я почерпнул в психологии — для меня в данном случае было важно, что наблюдение субъекта за самим собой является одним из признанных научных методов изучения человека[12].— о. Павел Хондзинский
патологическая речь
Тавтология становится всепобедительной. Например, о. Александр Шмеман пишет, и это вполне типичное его высказывание: «В том и реальность этих праздников, что вспоминая их, входит Церковь в ту реальность, которая уже исполнена, есть то самое, о чем совершается воспоминание»[10]. Здесь самотождество воспринимается как мистика, а точнее магия, поскольку позволяет человеку осваивать все вокруг и над собой.
О. Александр Шмеман приходит к полной обратимости суждений. Церковь совершает Евхаристию, но и Евхаристия претворяет Церковь в «то, что она есть»[5]. Церковь, принимая новых членов, крестит сама себя: «Готовившиеся к принятию Крещения, так называемые катехумены, или оглашенные, постепенно вводились в жизнь Церкви посредством специальных обрядов, таких как экзорцизм (изгнание нечистых духов), участия в молитвах, обучения их Священному Писанию и т. п. В этом приготовлении участвовала вся община, которая таким образом сама готовилась к принятию новых членов»[2]. Он подчеркивает тавтологичность приготовления к Крещению: оглашенные «готовятся» (а не их готовят специально поставленные церковнослужители), а одновременно и сама община тотально «готовится».
«Приготовление является существенной, постоянной составной частью всякого богослужения, а также служения Церкви в целом»[2]. Но что это значит? То, что «Сама Церковь есть приготовление: она приготовляет нас к жизни вечной. ее назначение – преобразовать всю нашу жизнь так, чтобы она сама стала таким приготовлением»[2]. Автор ничего не сообщает, но зато вовлекает в свой мир, дарует нам причастность к «полноте», даже если это полнота совершенно пустая.
О. Александр Шмеман предлагает такую тавтологию: Литургия – это вся жизнь, и вся жизнь – Литургия. «Священническая» природа Церкви, соответственно, проявляется в отношении к самой себе[2]. Божественное Откровение о. Александр Шмеман также систематически толкует через тавтологию: эпифания состоит в том, что она «делает Церковь тем, что она есть»[5].
Церковь является Таинством Царства, учит о. Александр Шмеман[5]. А Евхаристия? На следующей странице поясняется: она является соборным шествием Церкви как Таинства Царства к ее исполнению, Таинству Царства: «Leitourgia – соборное шествие Церкви к ее исполнению, Таинству Царства Божия – свелась к культовым измерениям и категориям, среди которых центральное, если не исключительное, место приобрели категории „действенности“, необходимости и действительности»[5].
Самотождество систематически используется для прикрытия «нулевой информации»: «Евхаристия есть Таинство Церкви: то есть вечная актуализация ее, как Тела Христова, соединенного Духом Святым во Христе. И поэтому Евхаристия есть не только „самая важная“ из всех служб, но одновременно и источник всей литургической жизни Церкви и ее цель»[1]. По видимости выглядит так, что есть Евхаристия, есть представление о Таинстве, есть Церковь, есть Христос и Святой Дух. Есть также литургическая жизнь Церкви (то есть Евхаристия). И вот по отношению к этой литургической жизни Евхаристия является источником (самой себя) и целью (для самой себя).
Итак, перед нами своеобразное «автоматическое письмо», а не изложение какой-либо мысли.
в лозунгах
- Давайте будем церковью!, Мы и есть Церковь (Литургического обновления движение, Массовая религия, Модернизм)
в речи мастеров
см. также
источники
Сноски
- ↑ 1,0 1,1 1,2 1,3 1,4 1,5 1,6 1,7 1,8 Шмеман, Александр о. Введение в литургическое богословие / Ред. о. Петр Зуев. — К.: Пролог, 2003.
- ↑ 2,00 2,01 2,02 2,03 2,04 2,05 2,06 2,07 2,08 2,09 2,10 Шмеман, Александр о. Водою и Духом. О Таинстве Крещения = Sсhmemann, Aleksandr. Of water and the spirit. A liturgical study of baptism. Crestwood, N.Y.: St. Vladimir's Seminary Press. 1974 / Пер. И. З. Дьяковой. — М.: Паломник, 2001.
- ↑ 3,0 3,1 3,2 3,3 Шмеман, Александр о. Евхаристия. Таинство Царства. — Paris: YMCA-Press, 1988.
- ↑ Шмеман, Александр о. Воскресные беседы. — Paris: YMCA-Press, 1989. — С. 222.
- ↑ 5,00 5,01 5,02 5,03 5,04 5,05 5,06 5,07 5,08 5,09 5,10 5,11 5,12 5,13 5,14 5,15 5,16 Шмеман, Александр о. Церковь, мир, миссия / Пер. Ю. С. Терентьева. — М.: ПСТБИ, 1996.
- ↑ см. также Шмеман, Александр о. Исторический путь Православия / Ред. Е. Ю. Дорман. — М.: Паломник, 2003. — С. 13.
- ↑ Сологуб Ф. Литургия мне (1906). Мистерия. М., 1907.
- ↑ Уминский, Алексий о. Община – это не кружок по интересам // sobor.by. 06.03.2013
- ↑ Булгаков Сергий о. Церковь и культура // Два града. Исследования о природе общественных идеалов. — М.: Путь, 1911.
- ↑ 10,0 10,1 Шмеман, Александр о. За жизнь мира = Schmemann, Alexander. For the life of the world. New York: National Student Christian Federation, 1963 / Пер. Ларисы Волохонской. — New York: Religious Books for Russia, 1983.
- ↑ Булгаков Сергий о. Первохристианство и новейший социализм // Два града. Исследования о природе общественных идеалов. — М.: Путь, 1911.
- ↑ «Это что-то вроде саморефлексии Церкви». Первый кандидат теологии о том, почему эта дисциплина достойна называться наукой // Лента.ру. – 2017. – 21 июля. – Дата обращения: 3.8.2017.