Флоровский Георгий Васильевич/Сочинения/Пути русского богословия

Материал из Два града
Перейти к: навигация, поиск

(1937) — историософское сочинение о. Георгия Флоровского, представляющее собой обзор русского богословия с Крещения Руси до нач. XX века в его связи и (мнимом) отрыве от богословия Святых Отцов и «византинизма».

Как и прочие деятели русской эмиграции, о. Георгий Флоровский искал ответов на вопрос о причинах российской революционной катастрофы. Ее корни он усматривает в «отрыве от патристики и византинизма».

Автор подчеркивает, что это «умственный» отрыв, указывая в модернистском ключе, что сама жизнь Церкви оставалась в своем существе Православной и Церковной. Как это могло бы сочетаться с «умственным» отрывом от корней Христианства, понять невозможно.

Это верно лишь отчасти даже для послепетровского периода, когда «разрыв между „интеллигенцией“ и „народом“ прошел именно в области веры», и совсем невероятно в отнесении к эпохе прп. Сергия Радонежского или сщмч. Филиппа Московского.

Само существование святых в ходе всей истории Русской Церкви заведомо опровергает основное наблюдение о. Георгия Флоровского о том, что «в истории русского богословия чувствуется творческое замешательство. И всего болезненнее был этот странный разрыв между богословием и благочестием, между богословской ученостью и молитвенным богомыслием, между богословской школой и церковной жизнью» [1].

Данный разрыв (в той мере, в какой он вообще присутствовал) был результатом и содержанием целенаправленной богословско-философской деятельности модернистов и их предтеч, начиная с эпохи романтизма (Иван Киреевский, Алексей Хомяков) через Федора Достоевского — до Василия Розанова. В Церковном благочестии такой разрыв с богословием совершенно невозможен и никогда не существовал. Разделять их — значит впадать в ту же беду, которую о. Георгий Флоровский взялся уврачевать. Если никакого раскола не было в прп. Серафиме, в свт. Филарете Московском, то значит проблемы нет: ведь Церковь есть Церковь святых.

Будучи провозвестником еще только грядущего «неопатристического синтеза», о. Георгий Флоровский не подразумевал ничего исторически или идейно определенного под патристикой и «византинизмом», который в его случае правильнее взять в кавычки. Это не помешало второму поколению модернистов взять эту программу на вооружение в Парижском богословском институте, в Свято-Владимирской семинарии, наконец — в Свято-Тихоновском богословском университете кон. XX — нач. XXI века.

«Пути русского богословия» получили свое значение благодаря тому, что обозначили конец периода, когда русские интеллигенты видели суть истории Русской Церкви в своем отпадении от Церкви, а потом — в возвращении к ней. Написанные до Второй Мировой Войны, «Пути русского богословия» характерны в своих надеждах на будущее богословское пробуждение, которое так и не состоялось, выродившись во второй пол. XX века в повседневный академический быт богословских академий, институтов и семинарий, в скучные будни официального экуменического движения.

Взгляд, излагаемый в «Путях русского богословия» на ход событий, вполне оптимистический: о. Георгий Флоровский видит в современной ему русской религиозной мысли, пусть и в еретической, поворот от светской философии к богословию, который он обнаруживает даже у о. Сергия Булгакова.

В утопическом ключе о. Флоровский намеревался в «Путях русского богословия» указать широкие новые пути будущей возрожденной России. Программа «Путей русского богословия» включает в себя «мистическое воцерковление, апокалиптическую верность, возвращение к Св. Отцам, свободную встречу с Западом. Нам дано жить в эпоху богословского пробуждения, сказывающегося повсюду в разделенном христианском мире». Здесь сказывается не только предчувствие о. Георгием Флоровским мировых катаклизмов, но и намерение в духе всеединства и всечеловечности преодолеть разрыв русской мысли и Церкви с Западом во имя соединения человечества в Истине. На самом деле такой синтез недостижим в избранном ключе, потому что о. Флоровский ищет соединения русских людей между собой, с Западом и Христианством в отдельности от догматики, как отвлеченного учения и системы.

В этом будущем синтезе на основе Святых Отцов о. Георгий Флоровский видит оправдание всей истории русского богословия. Это составляет основной недостаток его книги: о. Георгий Флоровский хочет различить истину и ложь в нерасчлененном историческом процессе, в смене исторических персонажей. Он как бы хочет увидеть и оценить Русскую Церковь в целом: свт. Филарета и Юрия Самарина, свт. Феофана Затворника и Владимира Соловьева… Он стремится уловить, сохранить и передать «атмосферу» Русской церковности. И это ему удалось, с тем только замечанием, что эта атмосфера им же и создана, и никогда на деле не существовала.

Оценка истории вообще, а тем более Церковной, должна проводиться с высшей точки: с точки зрения Евангельской истины, для чего необходимо очертить круг, в который не проникает ничто нечистое и несовершенное. Такой круг всегда вокруг себя прочерчивала Церковь, вооруженная разумной верой.

При такой погруженности в историческую ткань мнений и биографий, настроений и падений, о. Георгий Флоровский видит исторический синтез (которого он и должен был бы достигнуть в своей книге, будь он просто историком) «не столько в истолковании прошлого, сколько в творческом исполнении будущего». Причину для апокалиптического оптимизма — в духе Федора Достоевского — о. Георгий Флоровский видит в том, что преодоление заблуждений, сомнений и неверия якобы высвобождает большую энергию для будущего, чем «правильное» историческое существование.

Оптимизм о. Флоровского особенно ярко должен контрастировать с его жестким осуждением Русской истории: «Вся она в перебоях, в приступах, в отречениях или увлечениях, в разочарованиях, изменах, разрывах. Всего меньше в ней непосредственной цельности». Даже если это так, то еще неизвестно, отличается ли Русская история в этом смысле чем-нибудь от Библейской истории, от истории Западной Европы, от истории Византии, наконец.

Проект истолкования смысла истории, обрисованный в «Путях русского богословия», противоположен здравому христианскому истолкованию, требующему понять ложь и глупость как недолжное, и поэтому чуждое Церкви, а истину — как должное и присущее. Только история человечества — «цепь злодейств» [2], а история Церкви — история правды. «Пути русского богословия» соединяют то и другое в ложном синтезе, и поэтому, как концепция, находятся даже дальше от истины, чем многие описанные в «Путях русского богословия» заблуждения и ереси.

источники

  •  Лопухин П. С. Материалы к учению о св. Руси: По поводу кн. о. прот. Г. Флоровского «Пути русского богословия». — Владимирова (Словакия), 1941.
  •  Мейендорф Иоанн о. Предисловие // Пути русского богословия. — Вильнюс, 1991.
  •  Флоровский Георгий о. Пути русского богословия. — Париж, 1937.
    •  Флоровский Георгий о. Пути русского богословия. — Paris: YMCA-Press, 1983.
    •  Флоровский, Георгий о. Пути русского богословия / По заказу Вильнюсского православного епархиального управления. — Вильнюс, 1991. — 602 с. — 30 000 экз.
    •  Флоровский Георгий о. Пути русского богословия. — Минск: Белорусский Экзархат, 2006.
    •  Флоровский Георгий о. Пути русского богословия. — М.: Институт русской цивилизации, 2009.


Сноски


  1.  Флоровский Георгий о. Пути русского богословия. — Вильнюс, 1991. — С. 502.
  2.  Державин Г. Р. На кончину благотворителя // Сочинения. — СПб.: Академия наук, 1864. — Т. 1. — С. 708.